Бог из клетки
Шрифт:
– Можете не отвечать, – женщина сверкнула волчьей улыбкой и выложила завтрак на низкий круглый столик, – нам не нужны ваши тайны. Только деньги.
Талла осмелилась подойти к еде только после того, как женщина ушла и закрыла за собой дверь. В двух мисках оказались яйца, запечённые с овощами и зеленью, рядом лежали лепёшки – судя по виду полежавшие, но ещё достаточно мягкие, тёплый кофе. Талла выжидающе посмотрела на Слепыря, но тот продолжал полулежать на своей кровати.
– Ешь, мне это не нужно.
– В меня не влезут обе тарелки, а если одна останется нетронутой, мы будем выглядеть странно, – ответила Талла, принимаясь
– Будто мы без того не выглядим странно, – Слепырь приподнялся, опустил локти на колени и так внимательно посмотрел на Таллу, что она проглотила плохо пережёванный кусок. – Я подумал над твоими словами. То, чего ты хочешь, вряд ли возможно. Тебе нужно, чтобы я увидел, как сделать лучше, а я не вижу.
– Но…
Талла не ожидала такого разговора сейчас. И ещё меньше ждала, что бог откажет ей вот так. Не потому, что презирает людей и не хочет им счастья, и даже не потому, что теперь свободен и не желает утруждать себя помощью.
– Но ведь я вернула тебе глаз. Это тот самый, я знаю! Он хранился в семье Великого веками, пока я не…
– Это мой глаз, – подтвердил Слепырь, – не в том дело. Мне не нравится говорить тебе… Когда-то раскрытие подобных знаний засадило богов в клетки, но я вижу, что сейчас могу сказать, и это не приведёт к плохому. Этот глаз видит дурное, худшие проявления. Паутину под потолком и мазок засохшей крови в углу этой комнаты, твой слишком длинный подбородок, лошадиные зубы…
Он сказал что-то ещё, но Талла не услышала. Ей захотелось немедленно броситься, отыскать зеркало, убедиться, что она не так уродлива, как он только что описал всего в двух штрихах. Она, конечно, не была столь же немыслимо прекрасна, как мама, и всё то, о чём сказал Слепырь, в какой-то мере являлось правдой, но… Он будто умножил стократно её небольшие недостатки, нарисовав чудовище. А ведь Талла всегда считала, что хотя бы привлекательной себя назвать может без преувеличения.
Слепырь либо не заметил её смятения, либо ему было плевать, он просто продолжал говорить:
– Этот глаз знает, когда действие приведёт к худшему, но ведь ты не этого желаешь?
“Плохой путь”... – невольно вспомнилось ей.
– Но, – Талла постаралась взять себя в руки и не ощупывать вспыхнувшее лицо, – разве нельзя делать наоборот, чтобы получилось так, как нужно нам?
– Так оно не работает. “Не плохо” ещё не означает хорошо. Мне нужен второй глаз, светлый.
Где он находится, Талла знала, но знание несло больше разочарования, чем радости. Амстрен был далеко, настолько, что даже с хорошими лошадьми и опытным сопровождением путь в город занял бы около месяца. И уж конечно, глаз охранялся ничуть не хуже, чем тот, что хранился у её отца. Вряд ли кто-то другой, кроме жены и дочери Великого, смог бы его выкрасть. Ладно, сейчас всё равно рано об этом думать, главное, что Слепырь, судя по всему, согласился, так ведь? Поэтому она просто ответила:
– Достать его будет тяжело.
Как же сложно оказалось сосредоточиться на их нынешнем положении, а не планировать совсем уж непонятное будущее. Но Талла изо всех сил пыталась. А ещё с языка рвался вопрос: “Неужели, неужели ты видишь меня такой уродливой?” Его она, конечно, не задала.
Глава 4
Сколько прошло времени? Два или три дня. Когда в
Талла и без того изнывала от неизвестности, скуки, страха, а теперь ей и вовсе хотелось забраться под пахнущее сандалом одеяло и не выбираться никогда. Слепырь был не тем спутником, который подбодрит и отвлечёт беседой. Чтобы он заговорил, приходилось первой задавать вопросы, на которые он отвечал неохотно и так коротко, как только мог. В конце концов Талле это надоело, и она тоже погрузилась в молчание. Она даже не знала, чего теперь ждать, и это было хуже всего.
Надежда на приход мамы угасла почти полностью, а об обстановке в городе было известно слишком мало, чтобы планировать побег. Собираются ли эти люди вообще сообщить им о том, что теперь снаружи достаточно безопасно? Талла постаралась задавить подступающую тревогу, сосредоточиться на чём-то насущном. Ах, как легко бы ей это далось дома – во дворце, а не “дома”, поправила она себя, – за перебиранием бисера с другими девушками или полулёжа на бархатных подушках под персиковым деревом в саду! Здесь же Талла вовсе не хотела сосредотачиваться на запахе своего немытого тела, на жёсткой постели, от которой начала зудеть кожа, на муторной тревожной тишине. От постоянного прислушивания мерещились странные далёкие звуки...
Вдруг в коридоре на самом деле раздались отчётливые голоса. Талла напряглась – не обманка ли от скучающего воображения? Но только укрепилась в уверенности, что кто-то говорил. Конечно, им регулярно приносили еду – обычно всё та же женщина, имя которой они так и не узнали, – но всегда кто-то один. Сейчас же в коридоре переговаривались минимум двое. Когда они подошли к двери, Талла разобрала знакомый женский голос и второй, незнакомый – мужской.
– Вот они, – бесцеремонно распахнув дверь, женщина взмахнула рукой.
Талла не успела даже скатиться с кровати и поправить головной платок, из-под которого выбилась длинная светлая прядь. В комнату зашёл высокий мужчина с тёмными, забранными в хвост волосами. Прекрасная чайного цвета рубашка в тон к глазам, расшитый бисером пояс, высокие, не тронутые пылью сапоги – он был очень хорош собой и наверняка понравился бы Талле, если бы не хищный циничный взгляд, которым он одарил их со Слепырём. Не стоило и сомневаться, кто в этой шайке самый главный.
– Не думаю, что они настолько опасны, как о них говорят, Сул, – поспешила поделиться своими мыслями женщина. – Старик кажется вообще ни на что не годным, оружия при них нет. Паренёк довольно юркий, но ты бы видел его нежные ручки!
Возглас возмущения застыл на языке, таком же неповоротливом, онемемевшем, как и всё тело. Что она говорит? Почему эта женщина говорит такие вещи о них? Настолько неправильно, настолько…
– Я разберусь, Рида, – голос главаря Сула оказался слишком сиплым и совсем не подходящим к красивому лицу.
Мужчина коротко оглядел Слепыря, не посчитав нужным даже подойти ближе. Зато к Талле он приблизился вплотную и собрался тронуть за подбородок, будто рассматривал породистую собаку. Она отшатнулась и зло уставилась на него. Оцепенение слетело под порывом злости и чувства несправедливости.