Бог калибра 58
Шрифт:
Старик оглядывался. Возможно, он меня уже почуял.
Я улыбнулся самой доброжелательной улыбкой и вышел из здания с поднятыми руками — старинным жестом приязни.
Старик дернулся, но я улыбнулся еще дружественнее.
— Привет! — сказал я. — Ты торговец?
Старик стал пятиться. Смотрел и пятился, глаза у него выкатывались, причем страшно.
Я начал медленно приближаться к старику, стараясь его не спугнуть. Продолжая показывать безоружные ладони.
Старик остановился и вдруг быстро зашагал мне
— Я хочу меняться, — произнес я как можно внятней. — Разными вещами. У вас есть полезные вещи? У меня есть порох. Вам нужен порох?
— Порох… — выдохнул старик. — Кровь… Тебе нужна кровь?
— Нет, мне не нужна кровь, нужна…
— Кровь! — скрипнул зубами торговец. — Я не торгую кровью!
— Успокойся…
Он прошептал что-то, я не расслышал.
— Чего ты говоришь? — спросил я. — Скажи погромче…
— Беги, — произнес старик громче.
— Куда? — глупо спросил я.
— Беги! Беги! Беги!
Старик шарахнулся, я огляделся. Ничего. Мир. День. Воздух.
Выстрел.
Автоматическая винтовка, только она стреляет так сухо. Пуля попала в ногу, торговец упал и завыл, я прыгнул в сторону, спрятался за вросшим в землю колесом, и тут же в резину ударила очередь. Кучно. Метко.
Торговец попытался спрятаться в какую-то щель, но щель оказалась мелкой, он не влезал, хотя и старался.
Второй выстрел. Вернее, вторая винтовка, более глухо сработала, наверное, с компенсатором. Пули вжикнули по металлу.
Двое.
Неплохо бьют. И патронов не жалеют, значит, патронов много. Стреляли в старика, зачем? Правильнее было бы в меня, почему тогда…
Через секунду я получил ответ на этот вопрос. Пуля чирикнула рядом с рукой. И тут же еще. Стреляли из-за спины.
— Лежи смирно! — крикнули. — Дернешься — пристрелим!
Все. С разных сторон, со спины тоже. Даже если я и дернусь, то не успею. Надо схватить карабин, перевернуться…
Нормальный стрелок меня пять раз продырявит.
Ной. Он мог помочь. Стрелок он, конечно, никудышный, но позиция у него отличная, слепой попадет…
Ной молчал. Не стрелял. Если бы он убрал хотя бы одного, этого, кто зашел ко мне со спины, я бы рискнул. Толкнулся бы вправо, с разворотом, и попытался…
Не исключено, что за спиной двое. Один стреляет, другой прикрывает. Так что, может, Ной и правильно делает, что не высовывается. Нечего тут высовываться, беречься надо. Если он объявится, меня тут же пристрелят. А потом его.
Лучше прятаться.
— Лови!
Рядом со мной звякнуло железо.
— Голову не поднимай, это наручники!
Я не поднимал голову, не дурак.
— Ружье оттолкни! — приказал этот заспинный.
Я отодвинул карабин.
— Руки в разные стороны — и поворачивайся.
Метров двадцать. Судя по голосу. Топор. Кидать неудобно, и вряд ли попаду. Так
— Поворачивайся!
Я не спеша повернулся. Так и есть — двое. С винтовками. Магазины удлиненные, много зарядов.
— Руки!
Я показал руки.
— Наручники!
Я нацепил наручники.
— Поднимайся.
Подниматься на ноги в наручниках не очень удобно, пришлось упираться лбом. Но я поднялся.
Огляделся.
Ноя не видно, молодец. Интересно, что бы я стал делать на его месте?
Не знаю…
Еще двое. Мало отличались друг от друга. Пулеметные ленты.
Четверо. Всего четверо. Возможно, где-то еще посадили снайпера.
Стали сходиться. Целиться не переставали. Правильно сходились, чтобы в случае чего друг друга не перестрелять. Бывалые, а со скованными руками бегать неудобно.
— На колени!
Для впечатления выстрелили. Рядом с моей ногой.
Я опустился.
Они приблизились. Один схватил меня за шиворот и повалил на спину. Довольно больно, когда тебя роняют вот так, ступни выворачивает, можно и сухожилия порвать. Затем его товарищ засунул мне винтовочный ствол за шиворот, а первый перекинул руки за спину и замкнул наручники на ключ.
Все.
Они отбросили меня и занялись стариком.
Старик перекатился и попытался удрать, но не получилось, его схватили за шкирку и выдернули на ноги и стали бить.
У него не было оружия. Это меня удивило. Первый раз я видел человека без оружия. Сумасшедший, подумал я. Не торговец, сумасшедший. Иногда они и к нам заходили, обычно весной. Их никто не прогонял, даже кормили, даже селили в отдельной палатке, а они за это пели по вечерам песни и рассказывали стихи с выражением, играли на бубне. Раньше сумасшедших много водилось, они бродили стаями, распевали частушки и богохульствовали на все лады, потом их стало гораздо меньше, потому что сумасшедшие не могли сопротивляться погани, и вот их почти совсем не осталось. Наверное, это был последний, правда, я никаких инструментов не видел, может, он играл на гармошке губной. Вообще, у нас в сумасшедших никто не стреляет…
Эти стреляли.
Этим вообще было на все плевать. Грешники. Явные. Наверное, сатанисты, они все так поступают. Падшие.
Главный — я легко определил главного, по глазам, Гомер учил нас определять — сказал:
— Старик не нужен.
И тот, что надел мне наручники, тут же выстрелил в торговца.
После чего они принялись за меня. Били. Не знаю, зачем.
Старика вот взяли и убили. Падшие души, лишенные спасения. Он им ничего плохого делать не собирался, а они раз — и убили. Падшие, у них на лицах это написано, знаки присутствовали в изобилии. Злоба, пороки разные, мерзкая сыпь и омерзительные прожилки, гной глазной и гниль зубная, и вонь и вообще.