Бог калибра 58
Шрифт:
— Так…
— Через Нулевой?
— Да вроде бы.
— Там слизень. Он жив еще?
— Слизень?
— Ну да, — Алиса зевнула. — Слизывает. Идут люди, все вроде ничего, потом раз — одного нет. Слизнули. Он всегда одного жрет, а потом зубы выплевывает. Жив?
— Жив.
— Отлично! — обрадовалась Алиса. — Из слизня можно… Ладно, не твое, рыбец, дело.
— Я не рыбец, — возразил я.
— Рыбец, — еще зевнула Алиса. — Я тут в твоем ранце покопалась.
Алиса показала сушеного
— Ты уж меня извини, не удержалась, все-таки я тебе жизнь спасла… Ты точно рыбец. Рыбье мясо ешь, рыбью кровь пьешь, в рыбий мех одеваешься, и сам как рыба. Но ты, вроде бы, парень. Значит, рыбец.
Я подумал, что спорить не стоит. Пусть. Эта Алиса явно местная, глядишь, поможет мне. Ну, в смысле, невесту на порох.
— Я слышала, — у всех рыбцов есть вот такие.
Она указала на Папу.
— Вы их рыбой кормите, а они вам песни поют. А мне не поет. Я ему рыбу давала, а он молчит. Может, ты ему скажешь?
— Что сказать?
— Чтобы спел что-нибудь. У меня воробей жил, он пел.
— Это Папа.
— Папа?
Алиса расхохоталась.
— Папа, — подтвердил я.
Папа услышал свое имя, зашевелился.
— Смотри-ка, действительно Папа.
Алиса принялась дразнить Папу, опускала на веревочке ему в клетку желтое кольцо, пыталась стукнуть по носу, отчего Папа приходил в злобу и ярость, мурчал. Я, кстати, в людях давно такую привычку заметил — любят Папу дразнить.
— Действительно, поет, — Алиса спрятала кольцо. — Тебя как зовут, говоришь? Калич?
— Дэв, — сказал я. — Почему Калич?
— Я слышала, там всех у вас Каличами зовут. Ладно, Калич так Калич, хотя имя странное. Наверное, потому, что нога у тебя болит. Как вы там живете? За МКАДом?
— Хорошо…
Алиса опять расхохоталась, задорно, с душой, я отметил, что весь этот мусор, из которого состоял ее костюм, совсем не гремел. Тихий костюм.
— Хорошо, да… — Алиса надула щеку, хлопнула ладонью. — Рыбой питаетесь, дикари…
Она подняла карабин, приложила к плечу, стала целиться в фонарь.
— А зачем у тебя лопата? — Алиса опустила оружие. — Ты ее метаешь?
— Куда метаю? — не понял я.
— Ну, куда-куда, в голема, например. Он идет — а ты метаешь?
— А ну да, метаю. Но не в голема. В мреца, например.
— Куда?
— В мреца.
Я изобразил лицом и жестами.
— Это трупер, — угадала Алиса. — Трупер, а никакой не мрец, ну ты Рыбинск. А вообще, я гляжу, ты нормально собран. Все для жизни, противогаз даже. Для чего тебе противогаз, рыбец?
Я объяснил.
Алиса продолжила смеяться. Заливисто, беззаботно, даже вороны сорвались с развалин. Или мыши летучие, как-то странно для ворон они летели.
— Нет, ну и жизнь у вас там в Рыбинске! В земле ночуете…
— Это если в походе… —
— В походе вы спите, зарываясь в землю, а так, наверное, на деревьях. Как гориллы! Как макаки! Слушай, рыбец, может, у тебя хвост есть, а?
Я промолчал. Если тебе вдруг сразу хочется кого-нибудь убить… ну, просто так убить, не в целях самообороны или для пищи, а просто, в целях душевного спокойствия, то не торопись. Прочти про себя тропарь Терпения и взгляни на мир по-другому.
Я стал читать. Алиса тем временем продолжала копаться в моем имуществе, нагло и беспрепятственно. Девчонка. Я терпел, их терпеть надо.
— Вот это вещь! — Она подняла топорик. — Класс. А! Это что вообще? Томагавк?
— Топор, — объяснил я.
— Топор? А я думала, секира. Его кидать нужно?
— Можно и кидать, если хочешь. А вообще он для разных целей служит. Построить что-нибудь, дрова рубить…
— Построить? — не поняла Алиса. — Зачем что-то строить — и так всего полно, башку рубить — это да. Слушай, вот если у тебя был топор, что же ты в пади-то барахтался?
Я не понял.
— Топор, — повторила Алиса. — Можно же с помощью топора выбраться!
— Как? Лед крепкий, не рубится совсем.
— О, рыбец из Рыбинска! — Алиса хлопнула в ладоши. — Кто же этот лед рубит?! Не так надо. Нож ведь у тебя был?
Я кивнул.
— Надо так было делать. Разрезать одежду на тонкие полоски, из них плести веревку. Веревку к топору привязываешь — швыряешь. Так и вытягиваешься, все просто.
На самом деле просто. А я не додумался. Это из-за мутанта, точно там мутант был…
— Я один раз тоже так попала. Правда, у меня топора не было, пришлось «Хека» кидать.
— Кого? — не понял я.
— «Хекклер и Кохлер», автомат, у вас в Рыбинске нет, наверное.
Она кивнула на мой карабин.
— Вы там все из фыркалок стреляете, лук и стрелы в почете, да? Правильно, макакам в автомате не разобраться…
Я начал разворачиваться — не хватало, чтобы еще какая-то там девка надо мной глумилась, но Алиса пригрозила:
— Но-но, не очень. Грохнешь меня, потом отсюда не выберешься, тут ловушки кругом. Сиди спокойно. Слушай, как ты из этого стреляешь?
Она снова подняла карабин.
— Тяжеленный… Убогое оружие. Скорострельность нулевая, пули выкатываются, все понятно. Понятно все с тобой, рыбец. Ты тут со своей пукалкой и дня не протянешь.
— Оружие — это не то, из чего стреляют, — сказал я.
— А что же? Вроде как стреляет не пулемет, а пулеметчик? Знаем мы эти басни. Во, гляди — оружие.
Алиса положила карабин и подняла странную, какую-то игрушечную винтовку. Состоящую из синих огоньков, железных и пластиковых трубок, проводов и счетчиков.