Бог калибра 58
Шрифт:
— Китайцы, — пояснила Алиса. — Их сюда раньше сбрасывали, вот они и лежат.
Китайцев много, в несколько слоев. Наверное, недействительно жило много, если где ни копнешь, до сих пор на китайца натыкаешься. Китайцы были тихие и не очень тревожили.
Череп сдвинулся. И еще один. И вот черепа стали подпрыгивать, совсем как живые. И зубами еще стучать.
А снизу поднимался звук. Равномерный грохот и одновременно лязг, я никогда такого не слышал. Лязг приближался, и черепа в шахте начинали чвакать, в ноги пробилась дрожь.
— Это Пропащий Поезд, — объяснила
— Поезд? — удивился я. — Разве…
— Ага. Их нет. Но это. Это вроде как призрак.
— Черепа-то по-настоящему трясутся.
— В том и дело. Внизу построили слишком много тоннелей, друг над другом, с пересечениями и развилками, из-за чего многие поезда сбивались с пути. А некоторые терялись, причем, даже с пассажирами. И их так и не находили.
— И они…
— Они до сих пор тут бродят. Как и некоторые люди… Ладно.
Мы полезли наверх.
Скобы, вбитые в стену, некоторая часть из них выщербилась временем, так что частенько приходилось отталкиваться от одной ступени, подпрыгивать и виснуть на другой. После перехода через Нижнее Метро руки ныли и подтянуться удавалось с трудом. Карабкались кое-как, иногда обрываясь, я на одной руке висел два раза, а шахта глубокая, тридцать метров, никак не меньше.
Я думал, что наверху будет люк или что-то в этом духе, но метров за пять до поверхности открылся очередной лаз, и мы выбрались в квадратное помещение, заполненное инструментами, граблями, лопатами и ломами. Я думал, что выход уже близко, надоело чувствовать себя мышью, продирающейся сквозь трубы канализации, но выхода не было, и мы снова поперли вверх.
На воздух выбрались из ботинка. Да, из огромного железного ботинка. Это был памятник. Настоящий памятник, возвышавшийся до неба, не маленькие скучные памятники, кое-где еще встречающиеся у нас, а целый монумент. Отменно мускулистый и отчего-то совсем голый дядька вздымал над головой тяжелое золотое кольцо.
Памятник отлично сохранился. Металл хороший, гладкий, я поглядел в ногу, увидел в нем свое отражение. Алиса сказала, что можно залезть дальше, до самого Кольца, оттуда видно полгорода и даже Западную сторону, но забираться на громадного железного мужика мне совсем не хотелось, и я сказал, что в другой раз как-нибудь слажу.
Алиса привязала к ноге великана веревку, и мы съехали вниз.
С земли памятник казался еще огромнее. На постаменте желтели крупные осколки бронзовой таблички, я спрыгнул на землю и прочитал отрывки надписи:
«На этом месте было начато строительство Второго Большог… Прорыв в изучение Простра… Великие перспективы… Благодаря… Будущее…»
Непонятно. Какой-то великий прорыв и какие-то, великие перспективы. Остальные куски таблички были безвозвратно утеряны.
— Ну как? — Алиса спрыгнула рядом. — Ничего памятничек?
— Нормальный, — согласился я. — Только непонятно…
— Да все тут понятно. Памятник строителям Нижнего Метро — кольцо, видишь, висит?
Я кивнул.
— Вот так В Рыбинске у вас такого не сыщешь. Это точно уж. Пойдем…
— Куда мы теперь пойдем?
— На самом деле? Куда идти? Мне к себе. Алиса…
— Куда-куда, к МКАДу, — Алиса махнула рукой. — Провожу тебя до Кольца, покажу выход. А дальше сам доберешься. Тут на востоке по Горькому шоссе есть база, там торговцы собираются. Если кто-нибудь собирается, конечно. Там на левые слезы, может, невесту себе обменяешь. Старушку какую…
— А ты?
— А я поброжу. Тут есть где побродить. А может, тоже на Запад подамся. Посмотреть, что же там такое. Чего уж теперь…
— Да я и сам…
— Не дойдешь, — отрезала Алиса. — Можешь не сомневаться — не дойдешь. Так что давай, двигаем. Тут недалеко уже, прямо вот по этой улице, а затем направо. Ну что смотришь? Радуйся, домой, в берлогу…
Алиса похлопала меня по плечу и двинулась по улице первой. Я чуть постоял и направился за ней.
Шагать получалось легко и приятно, после подземных приключений поверхностный мир выглядел радостно, солнышко светило, и кое-где на кучах мусора и даже на автомобилях произросли рыженькие цветочки. Все было приятно, особенно после подземелий, весело. Алиса рассказывала опять что-то про страшные места, про чудовищных существ, про то, что надежды нет…
Свистнуло, ударило в плечо.
В меня никогда еще не попадали. Один раз, еще в детстве, когда мы учились выживать в лесу и стреляли из луков, мне попали в руку, и это было не очень больно, некоторые слепни жалили гораздо больней.
Сейчас вот тоже не больно. Я почувствовал жжение и почувствовал, как по животу потекла кровь. Не особо удивился. После этих подземелий… Да и вообще, ждал я чего-нибудь такого, не зря казалось.
— Это что? — спросила Алиса.
Мы лежали за ржавым автомобильным остовом, справа и слева простреливаемое пространство. За спиной стена, отступать некуда. Попались.
— Попали, — сказал я. — С хорошего расстояния, снайпер значит.
— Снайпер?!
— Ага. Плохо стреляет.
Я попробовал пошевелить плечом, рука двигалась. Действительно плохо. Достал из рюкзака зеленый тюбик, принялся растирать его между ладонями.
— Послушай, Алиса, у тебя тут как, еще какого дружка по случаю нет?
— В каком смысле?
Я продолжал разогревать тюбик, дышал, мял.
— В смысле жениха. Вот ты про Айвазика этого рассказывала… Может, это он меня завалить решил? Из ревности?
— Нет у меня жениха, — с каким-то презрением сказала Алиса. — И не будет.
Это она сказала уже с уверенностью.
Я свинтил с тюбика крышку и выдавил в рот смолу. Стал жевать.
— Ты что делаешь?
— Жую, — ответил я.
— Не, точно Рыбинск! — возмутилась Алиса. — Ты что, Калич, тебя прострелили, а ты жуешь? Ты что, совсем?
— В живых остается спокойный, — сказал я. — Чего суетиться- то? Тут как раз равнодушие требуется…
Я выплюнул на ладонь белый шарик, сунул под комбинезон, заткнул дырку, вдавил поглубже. Это чтобы заразу растворить и кровь остановить на первое время. Почему-то было не больно, чувствовался ожог вокруг раны.