«Бог, король и дамы!»
Шрифт:
Паж ел, трактирщик таскал бутылки, кружки и миски, а Нанси смотрел на вяло ковырявшегося в омлете шевалье Александра и довольно улыбался. Роль няньки, несколько странная для капитана стражи его величества, ему решительно нравилась. Как хорошо, как приятно о ком-то заботиться, кормить его, наставлять, тревожиться о нем, волноваться… И делать это не по велению службы, а по… Барон решительно прикусил язык и почти что с испугом спросил себя, что именно хотел сказать. С ранней юности он любил женщин и теперь не мог понять, как могло случиться, что на тридцать втором году жизни все его мысли были заняты мальчишкой, почти что ребенком, сколько бы тот не пытался корчить из себя взрослого
Капитан в недоумении уставился на пажа, на свою кружку, на суетящегося по залу трактирщика и, в конце концов, чуть было не хлопнул себя по лбу. Смерть Христова! Да в нем просто проснулись отцовские чувства, сообразил Нанси. В тридцать один год это было более чем естественно. А, может, стоит жениться? — задумался Нанси, благодушно глядя на юного шевалье. Жениться, завести детей… нет, не детей — сына… учить его ездить верхом, стрелять, фехтовать, сделать из него образцового дворянина… И в один прекрасный день с гордостью вручить ему шпагу.
«А что еще, кроме шпаги, ты ему вручишь?» — возразил размечтавшемуся барону голос здравого смысла, голос весьма неприятный и ехидный, но мудрый. «Свою службу? Или, может быть, службу Мейнвилей при Гизе? Хочешь, чтобы твой сын вечно таскал шпагу по передним или — не дай то Бог! — добывал средства на пропитание, как шевалье Александр?»
Капитана передернуло. Ни за что на свете он не пожелал бы своему сыну участи шевалье де Бретея. Нет-нет, иметь ребенка в его положении было сущим безумием. Нищих дворян и без его детей предостаточно. Но с другой стороны, стоит только разбогатеть, стоит только жениться на богатой наследнице… В конце концов, он недурен собой, занимает неплохое положение при дворе и носит не последнее имя во Франции. Надо только дождаться, пока его внешность и положение привлекут внимание какой-нибудь богатой наследницы, а затем завести трех очаровательных мальчуганов. Старшего он сделает таким же важным вельможей, как Гиз. Второго — таким же дамским угодником и придворным, как Жорж. А третьего — таким же бравым военным, как он сам.
На лицо Нанси вернулась улыбка, и он подумал, что при дворе не составит труда отыскать богатую невесту. Бог ты мой, да Лувр просто кишит богатыми стервами!..
«А тебе нужна стерва?» — возразил умолкнувший было голос мудрости. «Да ты прирежешь ее на следующий же день после свадьбы!»
«Ну, уж нет!» — возразил сам себе Нанси. «Пусть сначала родит мне сына…»
«И ты так уверен, что это будет именно твой сын?»
Нанси закусил губу. Он слишком хорошо знал фрейлин и придворных дам, чтобы обольщаться их добродетелью. Ну что ж, решено, он не женится. А дети… Что дети? И с чего он вообразил, будто у него нет детей?
А все-таки, взгрустнулось капитану, приятно быть женатым человеком, вот как, к примеру, Брионн. Нашел чистую невинную девушку… «Ну не девушку, — вмешался все тот же ехидный голос, — а вдову»… «Все равно невинную», заупрямился Нанси. «И без гроша в кармане», — не пожелал униматься голос мудрости и здравого смысла.
Хорошо быть Брионном, вздохнул капитан, запивая печаль вином. Или графом де Лош… Нет, о Жорже я думать не буду. О Жорже и, в особенности, о его жене. Пусть делают, что хотят. Пусть живут, как хотят. И развлекаются тоже. Я вмешиваться не буду…
Ха! — хмыкнул Нанси. Сколько раз он собирался ни во что не вмешиваться — и вмешивался. Хотел не думать — и думал. Решил не жениться… И не женюсь! — стукнул кулаком по столу капитан.
Услышав стук и дребезжание мисок, шевалье Александр с трудом поднял голову, а трактирщик подскочил к знатному посетителю.
— Пирог, сыр, бутылку вина и ветчину! — приказал Нанси, поднимаясь с места. — В корзину, живо!
Паж
— Будешь поставлять обеды в Бастилию для шевалье Александра, — вполголоса распорядился капитан, когда трактирщик подал корзину одному из солдат. — А это — задаток.
Ну что ж, подумал капитан, одно дело сделано. Оставалось совершить второе.
Глава 35
Каким человеком оказался господин Лоран Тестю
Господин Тестю, комендант первой тюрьмы Франции, пребывал в некотором затруднении. Дело было не в том, что камеры и карцеры вверенной ему тюрьмы уже давно требовали ремонта, и не в том, что в хозяйстве Бастилии обнаружилась крупная недостача, и даже не в том, что кто-то из узников крепости предпринял попытку бежать — стены Бастилии были по прежнему крепки, солдаты и офицеры дисциплинированы и бдительны, тюремные правила просты и суровы. Дело было в одном единственном узнике, переданном на его попечение лично капитаном стражи его величества бароном де Нанси.
Вполне понятное беспокойство овладело комендантом уже при первом взгляде на юного шевалье, разодетого с роскошью принца крови. Этот надменный взгляд из-под полуприкрытых век, эта величественная осанка, эта небрежность, с которой юнец принимал явную почтительность капитана де Нанси, а также два кошелька с золотом способны были смутить даже коменданта Бастилии… Когда же господин Тестю взглянул на письменный приказ, переданный капитаном, его смутное беспокойство переросло в неподдельную тревогу. В приказе, от начало и до конца написанным рукою короля, не значилось никакой фамилии арестованного — только имя. «Приказываю капитану де Нанси взять под стражу шевалье Александра и доставить его в мою крепость Бастилию, где он будет содержаться, пока мне это будет угодно». По такому приказу узник мог провести в Бастилии и два часа и всю оставшуюся жизнь — что не слишком беспокоило Лорана Тестю. Но обращение с арестованным, но его содержание — камера, средства, сношение с внешним миром — с этим-то как прикажете быть?
Когда под предлогом выполнения необходимых формальностей Тестю постарался выяснить у самого арестанта его, несомненно, благородное имя, он немедленно получил суровую отповедь от барона де Нанси.
— Не ваше дело, комендант! — отрезал капитан прежде, чем юный шевалье успел открыть рот. — Если бы его величество желал огласить имя шевалье, он бы так и сделал. Но, к счастью, наш великодушный король бережет доброе имя своих подданных, — многозначительно закончил Нанси.
Еще больше встревожившись от совершенно не свойственной его величеству деликатности, Тестю внимательно посмотрел на юнца и испуганно прикрыл рот. Только сейчас до него дошло, что юный шевалье был одет в цвета французского королевского дома.
Теперь коменданту стала понятна и невероятная надменность молодого человека, и утонченная роскошь и великолепие его одежд, и необычная почтительность капитана королевской стражи, и редкое умолчание фамилии арестованного вельможи. В самом деле, не мог же его величество написать в приказе фамилию «Валуа»? Подобное могло бы вызвать совершенно ненужные слухи и домыслы. Лорану Тестю как-то приходилось видеть двоих признанных незаконных отпрысков покойного короля Генриха II, но он знал о существовании и других его незаконных детей, пусть и не успевших получить официальное признание короля. Судя по всему, шевалье Александр и был одним из таких бастардов и, следовательно, заслуживал самого почтительного к себе отношения.