«Бог, король и дамы!»
Шрифт:
— Но откуда король узнал о твоих планах? — изумленно вопросил Жорж-Мишель. — Неужели Виллекье проболтался?
— Да нет! — с досадой передернул плечами Гиз. — Просто покушение сорвалось.
— Сорвалось? — с еще большим недоумением повторил шевалье. — Но Виллекье советовал…
— Буду я ждать, как же! — возмутился герцог. — Все случилось вчера. Только какой-то идиот, какой-то провинциал вообразил себя паладином Карла Великого и все испортил! Тоже мне — Роланд! Ланселот Озерный! Рыцарь без страха и упрека! Прикончить самого Ле Нуази!
Граф де Лош несколько мгновений остолбенело
— Этот идиот, — с трудом проговорил Жорж-Мишель, — этот провинциал, — непризнанный принц Релинген просто сгибался от хохота, — это был я!
Герцог де Гиз в растерянности сел:
— Зачем тебе это понадобилось?
— Так я же не знал, что это он! — после очередного взрыва хохота простонал граф де Лош и вытер слезы. Помолчал, успокаиваясь.
— Посуди сам, какие-то оборванцы напали на благородного человека — разве я мог не вмешаться? — продолжил беседу Жорж-Мишель. — Представляешь, как это выглядело со стороны? Нет, если бы ты предупредил меня заранее, я обошел бы эту улицу стороной. А так… Что бы ты сделал на моем месте?
— Не знаю, — в замешательстве пожал плечами Генрих.
— Уж если ты не знаешь, что же тогда говорить обо мне? — улыбнулся Жорж-Мишель. — Но все-таки удивительно, почему меня все время сталкивает со стервецом? Сходить что ли к Рене, заказать его гороскоп?
— Да ну тебя! — отмахнулся Гиз. — Сам же говорил, что все астрологи — шарлатаны. Лучше скажи, что делать мне.
— Ждать, Анри, только ждать, — граф де Лош зевнул. — Месяц, два, три — пока все не забудется. А потом, когда шумиха уляжется, наймешь других браво, получше. Представляешь, Ле Нуази он уложил сам!
Озадаченный, но не убежденный, герцог де Гиз отправился домой, а шевалье Жорж-Мишель к Рене. Нельзя сказать, будто обращение к шарлатану не смущало графа, однако противиться любопытству шевалье не мог. Заказ на двойной гороскоп Рене принял с той же невозмутимостью, с которой принимал заказы на духи или особо хитроумные яды, но полученный результат оказался столь странным, что менее искушенный астролог мог бы навеки лишиться веры в науку. Никогда еще флорентиец не получал столь четких, но при этом столь загадочных ответов. Никогда не видел, чтобы жизнь и смерть двух совершенно чужих людей была так тесно связана.
Флорентиец был наслышан о покушении Гиза, но теперь точно знал, что смерть пажа неизменно приведет к насильственной смерти графа де Лош: через десять месяцев при самом благоприятном исходе дела, через четверть часа — при наихудшем. Рене так и подмывало посоветовать графу отступиться от мальчишки, но астролог слишком хорошо знал графа де Лош, чтобы верить, будто взбалмошный молодой человек может прислушаться к свидетельству великой науки. Скорее граф способен был поступить наоборот, лишь бы доказать, что звезды ему не указ.
Рене вообразил последствия гибели графа, и ему стало не по себе. Следовало что-то предпринять, но астролог не знал что. Предупреждать графа о роке было бессмысленно, как бессмысленно было рассказывать его сиятельству о том, что кроме смерти роднит его с шевалье Александром — мече мертвого, королевской короне
В конце концов флорентиец совершил то, что делал уже не раз — спрятал загадочный гороскоп и заменил его фальшивым, таким, что опровергая его даже граф де Лош не смог бы натворить бед. Бросив небрежный взгляд на творение мэтра и выслушав его пояснения, Жорж-Мишель пренебрежительно заметил, что всегда почитал астрологию чепухой и ушел, не забыв посоветовать кузену забыть о таком ничтожестве, как шевалье Александр.
Придворные не обольщались снисходительностью графа, и слух о том, что шевалье Александр доживает последние дни, не на шутку взбудоражил дам и господ. Никогда еще спрос на королевского пажа не был столь велик. Боясь, как бы их не заподозрили в провинциальности, бедности или же отсутствии изысканности, придворные готовы были платить бешеные деньги за пару часов, проведенных в обществе Александра. Подробности этих часов обсуждали даже самые добродетельные дамы и даже те шевалье, что никогда не испытывали пристрастия к любви на итальянский лад.
Королевский паж готов был на стены лезть от тоски и бежать от ошалевших поклонников куда угодно — в деревню, в монастырь, в армию. Лишь опасение, что придворные сочтут его трусом, удерживало шевалье де Бретея от бегства. Конечно, трудно назвать трусом человека, собравшегося на войну, но можно ли ждать логики от мальчишки, которому не исполнилось и четырнадцати лет?
За три дня, прошедшие после неудачного покушения, шевалье Александр три раза поднимал плату за свои услуги, но это ничуть не помогло ему избавиться от жаждущих наслаждений придворных. Юноша быстро убедился, что дамы оказались много беднее шевалье, так что вскоре были вынуждены оставить мечты о королевском паже, полностью уступив место кавалерам.
К потрясению Александра Анриетта де Невер весьма странно восприняла происходящее. С наивностью и самомнением принцессы герцогиня вообразила, будто юноша разогнал всех любовниц, дабы доставить удовольствие ей, и, на радостях забыв об осторожности, принялась хвастать своим счастьем Марго, графине де Коэтиви, баронессе де Сов и прочим красавицам (к придворным кавалерам Анриетта пажа не ревновала). Слыша похвальбу родственницы, Генрих де Гиз кусал губы и громогласно клялся как можно скорее прирезать стервеца, а придворные старались как можно дальше спрятаться от разгневанного вельможи, чтобы без помех посмеяться над злоключениями лотарингца.
Король также не сомневался, что любимчику осталось недолго разгуливать по земле, но желание подразнить Гиза и прочих Лорренов было сильнее в короле, чем привязанность к юноше. Да и в любом случае, рассуждал Карл, разве преданность королю не являлась первейшей обязанностью его пажей? И если из-за этой преданности кому-либо из них придется сложить голову, значит, так тому и быть. Цепями к Лувру шевалье Александра никто не приковывал, напоминал себе король, а отомстить за любимчика он всегда отомстит — Гревской площадью и колесом людям герцога, недельным заключением в Венсенне самому Гизу.