«Бог, король и дамы!»
Шрифт:
Когда незадолго до рассвета веселый и пьяный Мало торкнулся в дверь своей каморки, ему ответил настороженный окрик «Кто?».
— Свои, открывай! — радостно завопил браво и ввалился внутрь, как только Жорж-Мишель посторонился. — Меня мэтры хвалили, — с ходу сообщил молодой человек, пошатнулся, ухватился за ученика и чуть не рухнул на убогое ложе. — Тебя тоже, — великодушно добавил Себастьен. — Сам Ле Нуази сказал, что у меня есть нюх… и что мне можно поручать серьезные дела…
— Себастьен, я…
— Заткнись! — отмахнулся от ученика Мало. — Они меня за свой стол посадили, представляешь?! Только меня
— Себастьен…
— А Ле Нуази обещал со мной пофехтовать!.. — вещал в пьяном восторге Себастьен. — Кастет от зависти чуть не окочурился! — молодой браво сиял, словно стал обладателем мешка с золотом. — Ладно, Сен-Жорж, ты меня совсем заговорил… Стаскивай башмаки…
Граф де Лош и де Бар уставился на Мало, затем на его грязный башмак, еще раз на Мало, силясь понять, действительно ли какой-то бродяга требует от него выполнения обязанностей лакея, или ему это чудится. Себастьен в нетерпении топнул и изо всех сил вытянул ногу в сторону ученика.
— Давай… тяни… — потребовал он.
— Но, Себастьен, я работу нашел! — выпалил Жорж-Мишель.
На лице молодого браво медленно проступило выражение удивления, которое затем сменилось чувством удовлетворения и самодовольства.
— Вот видишь, — Себастьен пьяно погрозил юному шевалье пальцем. — А ты на Гревскую площадь идти не хотел. Это же такое дело… Людей посмотреть, себя показать… Думаешь, чего двор туда ездит? Нет, Кровавый Клеман — это, конечно, да, но ведь и мы не хуже…
— Только мне придется уехать, Себастьен. Утром, — прервал излияния «наставника» Жорж-Мишель. Браво вздохнул. Не смотря на бродившие в голове винные пары, а, может быть, именно благодаря им, молодому человеку не хотелось расставаться со своим первым учеником. Но… дело есть дело.
— Ладно, поезжай, — разрешил Мало и в подтверждение своих слов даже стукнул кулаком в стену. — А куда ты поедешь?.. — полюбопытствовал он.
Жорж-Мишель насупился, но в конце концов не выдержал и взглянул на «наставника» с удивлением.
— Правильно, не говори, — Себастьен затряс головой и даже уши заткнул. — Дела клиентов — это свято. Тебе помощь нужна?
Юноша взглянул на Себастьена с еще большим недоумением и покачал головой.
— Дело то плевое, — постарался он успокоить непрошенного помощника.
Мало разволновался.
— Ты там поосторожней, Сен-Жорж. Плевые дела как раз и бывают самыми опасными… мне говорили… И с клиентом ухо держи востро… а глаза — на затылке… А то Ле Нуази сегодня такое рассказывал…
— Я справлюсь, — пообещал Жорж-Мишель.
— Ле Нуази про тебя тоже так говорил, — подтвердил Мало. — Глядишь, года через три-четыре ты мастером станешь…
— Я раньше стану, — с юношеской задиристостью пообещал шевалье.
— Эх, Сен-Жорж, все в тебе хорошо, только одно неладно — слишком много хвастаешь, — укорил ученика браво, повалился на кровать и, начисто позабыв о башмаках, уснул.
Граф де Лош и де Бар лежал на полу, тщетно силясь уснуть. Хвастун, значит… А еще, значит, башмаки с него снимать… Не дождется! За такое — прирезать и то мало. За такое надо на виселицу отправлять.
Падение… Рубящий удар Фоканбержа… Нож в спине… Себастьен спас ему жизнь, за это он оставит ему жизнь. Жизнь за жизнь — это правильно.
Жорж-Мишель сам не заметил как уснул.
Глава 10
В
Слуги отеля Бетези радостно сновали по дому, спеша услужить вернувшемуся господину. За последние несколько дней бедняги не раз примеряли на свои шеи петли, ибо королева-мать, разгневанная тем, что разини не досмотрели за лучшим другом ее сына, пригрозила отправить всех на Монфокон, если с графом де Лош что-нибудь случится. В том, что мадам Екатерина выполнит свою угрозу, слуги убедились на второй день исчезновения его сиятельства, когда сын дворника признался, что одолжил господину свой наряд. Глупый щенок был безжалостно выпорот и отправлен в Шатле — дожидаться того часа, когда появится граф или же будет найдено его тело. В первом случае ее величество пообещала выпустить болвана, сочтя, что порка и тюремное заключение будут достаточным наказанием для глупца, во втором — пригрозила отправить стервеца на виселицу вместе с остальными слугами. Поэтому увидев вернувшегося графа, его лакеи сначала протерли глаза, затем упали на колени, благодаря Всевышнего за заботу и попечение о его сиятельстве, а потом срочно отправили в Лувр гонца, дабы сообщить о нашедшейся пропаже и молить о вызволении из Шатле бедного мальчика.
Господа де Ликур и Ланглере имели меньше оснований для восторгов. Прежде всего они вовсе не волновались из-за исчезновения сеньора, искренне полагая, что у его сиятельства любовная интрижка с какой-то не слишком строгой горожанкой. А тревога и суета двора, вызванная недельным отсутствием графа де Лош, заставляла двух офицеров лишь недоуменно пожимать плечами. Поэтому когда взволнованные слуги вытащили офицеров из теплых постелей и передали приказание сеньора немедленно явиться в отель на улице Бетези, молодые люди мысленно выругались и пожелали его сиятельству провалиться в Преисподнюю. В крайнем случае, обратно в объятия мещанки.
Общение с графом быстро согнало с лиц офицеров выражение неудовольствия и досады, и молодые люди с весьма неприятным чувством вспомнили, что у его сиятельства отвратительный характер. Граф де Лош и де Бар не кричал и не топал ногами, как это с ним нередко случалось в Бар-сюр-Орнен, но легче от этого молодым людям не становилось. Прежде всего его сиятельство сообщил, что коль скоро служба у него кажется благородным господам слишком обременительной, он может отправить благородных господ обратно в Бар-сюр-Орнен.
Ликур и Ланглере побледнели. Даже в провинциальной глуши еще не догадываясь о наслаждениях двора, молодые люди мечтали о Париже. Теперь же, когда они узнали, как хорошо быть парижанами и придворными, возвращение домой приводило их в отчаяние, а господин Ланглере и вовсе впал в состояние ужаса. Последнее время он так невнятно произносил свою фамилию, что Ланглере превратилось в д'Англере, и никто из придворных — даже его сиятельство — не сказал ни слова против. И вот теперь все его усилия могли пойти прахом. Неимоверным усилием воли оправившись от потрясения, офицеры принялись уверять юного сеньора, будто весьма довольны своей службой, более того — гордятся ей и ни за что не хотели бы променять ее на другую. «Еще бы, при полном то отсутствии обязанностей», — подумал шевалье Жорж-Мишель, вновь закипая.