Бог, которого никогда не было
Шрифт:
Почему я привожу вам этот пример? Потому что последняя мысль, желание, с которым вы будете умирать, будет вашим первым желанием, с которым вы войдете в новое лоно. Если вы умрете без желаний, без мыслей, вы не попадете в утробу. Никто не вынуждает вас снова входить в утробу. Это может быть ваше желание, последнее желание, с которым вы умирали. Какая-то амбиция, какая-то неудовлетворенность, какое-то разочарование... Вы хотели стать премьер-министром и не стали. Вы хотели стать самым богатым человеком и не стали. Вы хотели красивую Женщину и не нашли ее. Все, что остается в вас, приведет вас в новую утробу, чтобы осуществить свое желание.
Жизнь
Растворение в космосе, слияние с сущим — вот что такое нирвана. Это также и освобождение, и свобода, и чистый рай — это все разные названия одного и того же переживания.
Монах вернулся к Нангаку и передал ответы Секито. Нангаку сложил ладони и прикоснулся к своим стопам.
Хотя Нангаку сам и не видел Секито, он признал его просветление.
Это очень странная история. Когда Секито пришел к нему с письмом, они не смогли настроиться друг на друга, и Секито вернулся, так и не передав письма. В то время он еще не был просветленным. Теперь он обосновался на склоне, на плоском камне той самой горы, где находились храм и монастырь Нангаку,— император назвал эту гору горой Нангаку.
После смерти мастера Сейгена Нангаку услышал, что Секито сидит на горе. И захотел узнать, просветлел он или нет. В тот самый день, когда Секито пришел как ученик, он, должно быть, увидел его силу, его мощь. Секито задал вопрос, а Нангаку сказал: «Твой вопрос слишком самонадеян. Тебе следует задать вопрос скромнее». Секито сказал ему: «Лучше я буду вечно гореть в адском огне, чем задам вопрос иначе». И немедленно ушел — стальной человек.
Нангаку был знаменитым мастером. Когда он услышал ответы, которые передал ему монах, он сложил ладони и поклонился; он признал, что Секито достиг просветления. Такие ответы не мог дать схоласт. Это — не заимствованное знание. Такие ответы могли возникнуть только из опыта.
В то время считалось, что в стране есть три мастера: Кенго, Рэн и Нангаку; и каждый из них сказал: «От Камнеголового до моих ушей доносится львиный рык».
Из-за того, что он сидел на камне и у него была бритая голова, его прозвали Камнеголовым Секито. Все три мастера сказали: «От Камнеголового до моих ушей доносится львиный рык. Он сидит далеко, но я слышу львиный рык».
Монах пошел к Секито и попросил дать ему знать, может ли он что-нибудь сделать для Секито. Немного спустя мастер Нангаку пришел со своими монахами к Секито.
Это необычное явление. Когда-то Секито приходил к Нангаку как ученик. Все изменилось, и теперь Нангаку приходит к Секито засвидетельствовать свое почтение.
Секито встал в знак приветствия, и они поздоровались. Вскоре Нангаку велел построить храм для Секито.
Дзен дает совершенно новый опыт — отсутствие соперничества. Нангаку на своей горе построил храм для Секито, он позаботился о его удобстве. К Секито регулярно приходил монах, чтобы узнать, не нужно ли ему что-нибудь. Но вскоре к Сикито
Чинейо написал:
То светло, То
темно — Я тоже
светлячок.
Вы видели светлячков. Когда они раскрывают крылышки, вы видите свет, когда они их складывают, наступает темнота.
То светло, То
темно — Я тоже
светлячок.
Чинейо, должно быть, глубоко медитировал ночью. Ночная тишина, вокруг летают светлячки, то светящиеся, то темные, то снова светящиеся, то снова темные, и вдруг он настолько настроился на них, что сказал: «Я тоже светлячок. Иногда я сплю, иногда пробуждаюсь. Иногда вокруг темнота, иногда все озаряется светом».
Каждый будда в прошлом был таким же невежественным, как вы сейчас; и у каждого невежды есть будущее. Однажды внезапно появится свет, и в этом свете все прошлое, возможно, миллионы лет, растают словно сон. Будда считал возраст людей с момента их просветления. Он не брал в расчет предыдущие годы.
Однажды великий император того времени, Прасенжита, сидел возле Будды и задавал ему вопросы. И старый монах, которому было, наверно, самое малое лет семьдесят пять, обратился с просьбой к Прасенжите: «Простите меня, пожалуйста. Я вынужден прервать вас, потому что должен уйти до заката. Мне нужно добраться до другой деревни».— Буддийскому монаху не разрешается путешествовать ночью.— «Я спешу. Я вынужден вас побеспокоить, мне необходимо прикоснуться к стопам Будды и спросить, не будет ли какого-нибудь напутствия. Возможно, я больше его не увижу, как знать, что будет завтра?» Итак, он прикоснулся к стопам Будды, и Будда спросил: «Сколько тебе лет?»
Старик ответил: «Четыре года».
Прасенжита не мог поверить своим ушам, не удержавшись, он вмешался в разговор: «Что? Четыре года? Тебе наверняка не меньше семидесяти пяти».
Будда сказал: «Прасенжита, ты не знаешь. В моей коммуне мы считаем только те годы, которые человек прожил как просветленный. До этого были годы темноты, снов, кошмаров и страданий — их не стоит брать в расчет. Ты прав, ему семьдесят пять лет с точки зрения обычного мира, но он находится не в обычном мире. Он живет в необычной коммуне. С моей точки зрения, ему четыре года. Я спросил его, чтобы удостовериться, помнит ли он об этом. Семьдесят один год его жизни были фальшивыми, они не имеют никакого значения. Нет необходимости их считать».
И Будда сказал монаху: «Я благословляю тебя, ты можешь идти, потому что ты помнишь, сколько тебе лет».
Теперь — медитация.
Погрузитесь в безмолвие, закройте глаза и почувствуйте, что ваше тело полностью застыло.
Теперь пора обратиться внутрь.
Соберите всю свою энергию, все свое сознание и со всей настойчивостью, будто это последняя секунда вашей жизни, устремитесь к своему центру — быстрее, быстрее, глубже, глубже.
Приближаясь к своему сокровенному центру, вы почувствуете, как на вас нисходит великая тишина. Она осязаема, она нисходит, словно мягкий дождь. Еще чуть ближе, и из самых ваших истоков возникает великий покой, он окружает вас невиданным прежде сиянием, нездешней благостью.