Бог ли каждый Творец?

Пасхов Рутра

Опять между ними наступило молчание. Рутра без подозрения определил: он нечто скрывает, не договаривает. Кроме того, ему на ум пришла некоторая мысль, после чего он захотел проверить еще кое-что. Ведь, получалось, и этот Каиафа был в сговоре или заговоре. Вывод он сделал такой, вспомнив его поведение и высказывание после того, как Иисус воскресил Лазаря. По крайней мере так гласила Библия, непосредственно Евангелие от Иоанна, глава 11:

47 Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит.

48 Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим, и народом.

49 Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете,

50 и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек

умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб.

51 Сие же он сказал не от себя, но, будучи на тот год первосвященником, предсказал, что Иисус умрет за народ,

52 и не только за народ, но, чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино.

53 С этого дня положили убить Его.

Загадка и многозначительность смысла заключалась в строках 48 и 52. Почему это воскрешение не только Лазаря, а вообще подобная деятельность Иисуса должна была быть причиной, по которой римляне могли овладеть и местом, и народом? Скорее всего, он больше боялся неприятия римлянами подобных чудес, которое они, римляне, будучи больше эмпириками (сторонниками научной трактовки), считали шарлатанством, и в ответ начать «исправлять» ситуацию на манер эллинов, то есть насаждать свою религию, культуру и мировоззрение. Скажем так: после освобождения от догмата Селевкидов местная иудейская духовная власть, почувствовав свое единовластие, стала срочно загонять в рамки ортодоксальной религиозной идеологии разбредшееся, то есть почувствовавшее свободу выбора, народное «стадо» (уж простите за подобное выражение, ведь речь идет об агнцах божьих). Это была одна сторона медали окружающей действительности, другая же была весьма парадоксальной, хотя… особо-то ничего парадоксального нет, стоит только открыть такую истину, которую очень скрывают жрецы христианской пропаганды: Иисус потому и мог так свободно действовать – вести проповедь, осуждающую идеологию первосвященника, то есть властвующую идеологию в Иудее, ходить с вооруженной охраной, привлекать сторонников, собирать, а местами и конфисковать материальную помощь, – его деятельность устраивала имперские власти. Учение молодого проповедника, коим были недовольны местные религиозные кланы, было в духе идеологии экспансивной политики Рима. Поэтому и боялись храмовники, то есть те, кто властвовал над душами иудейского народа, что народ примет новое учение и центр управления их самосознанием переместится из Иерусалима в Рим.

А вот то, что он указывает на идею объединения обширной иудейской диаспоры под новой религиозно-философской трактовкой существующей идеологии, говорит о революционной ситуации. Он, видимо, хорошо понимал, что причина рассеянности иудейского племени (уж извините за такую формулировку) не только в желании спасти тело от гнета разнородных захватчиков, но и в спасении души по причине неприятия догмата господствующей идеологии духовной власти (которая, впрочем, была вполне и материальной, то есть законодательной властью). Тут я должен еще одну справку привести, то есть сделать очередное пояснение для лучшего понимания общей ситуации. Начнем мы со взаимоотношений народных слоев в самом Риме. И не только народных, но и самой власти между собой. Дело в том, что как и в неспокойной априори Иудее были разногласия меду гражданами (обозначу народ так, ежели мы называем вражду между одним народом гражданской войной), так и в прогрессивном в правовом отношении Риме были разногласия, кульминацией чего была тоже гражданская война.

Итак, справка: гражданская война в Древнем Риме (одна из них) продолжалась с 49 по 45 год до нашей эры. Она началась со столкновений Гая Юлия Цезаря, его политических сторонников (популяров) против оптиматов, которых возглавлял Гней Помпей Великий. Боевые действия длились четыре года на территории многих римских провинций – Италии, Африки, Иллирии, Египта, Испании, Ахеи (то есть вы понимаете масштаб и влияние Рима на регион). Победу одержал Цезарь, что позволило получить ему статус пожизненного диктатора. Несмотря на то, что через год он был убит, эти события впоследствии привели к падению республиканского строя и установлению монархической власти. Теперь посмотрим на сторонников с одной и другой стороны. Как бы проанализируем их мировоззрение. Так вот, сторонники Цезаря, популяры, были как бы народниками – защищали и провозглашали интересы плебса, прежде всего сельского. Вожди популяров выступали против такого сословия, как нобилиты, хотя и сами частично принадлежали к нобилитету.

Теперь важно правильно определить, кто такие

плебсы и кто такие нобилиты. Плебеи, или плебс, – население Древнего Рима, первоначально не наделенное политическими правами, в отличие от патрициев. Но почему же это население было ущемлено в правах? Идем дальше – выходцы из низших слоев сословий. Еще детальнее – пришлое население Древнего Рима, первоначально не пользовавшееся политическими правами. Вот оно что. Говоря современным языком, плебсом именовалось местное беднейшее население и гастарбайтеры; трудовые эмигранты; беженцы; пленные-невозвращенцы. В этом свете не плохо было бы вспомнить контингент, на который опирался, как на движущую силу, Ленин при осуществлении Октябрьской революции. Однако наша задача другая. Разберемся теперь в нобилитах. Нобилитет – в Древнеримской республике правящее сословие рабовладельческого класса из патрициев и богатых плебеев. Нобилитет пришел на смену родовой знати – патрициям. Во времена Империи слово «нобилитет» приобрело новое значение: им стали обозначать аристократию, унаследовавшую свое положение и статус от времен Республики, в отличие от новой имперской знати. В I веке нашей эры нобилитет был практически уничтожен террором Тиберия, Калигулы, Нерона и Домициана, так что ко II веку нашей эры остались лишь отдельные семьи, возводившие свою знатность ко временам Республики. Заметьте, они упразднили аристократию и буржуев. Как бы по логике – христианам это должно было нравиться. Но почему же мы их (упомянутых правителей-императоров) знаем как гонителей христиан? А все потому, что религию для масс, основным постулатом которой было смирение и принятие своей земной участи как воли Бога, продвигали сами эти элиты для управления этими же народными массами. А власть верховная понимала, что адепты христианства – мощная сила в руках аристократии, с помощью которой они смогут смести не только правящую власть, но и своих «соплеменников» по касте. А уже после упразднения этой аристократии и «редактирования» нового религиозного учения возглавили с помощью нее эти самые народные массы. То есть власть имущие развернули христианство, попутно уничтожив «вякающих» не то, что им нужно, и превратили учение в свою противоположность – с помощью нее закабалили народные массы.

Вот теперь мы можем увидеть и элементы современных революций, например, французской. Но важнее другое. Первое – смысл стремления Помпея в Иудею; второе – принятие властью (заметьте, после второго века, то есть после упразднения конкурентов, сама верховная власть взяла христианство под свое управление) учения, смиряющего народные массы, через их уравнивание со знатью, причем в божественной плоскости, как государственной программы, идеологии, религии. Основу торжественного хождения новой религии по империи заложила народная революция, сподвигнутая сторонниками Цезаря, ну и им самим, конечно, тоже.

Прошу прощения, если вас отвлек от основной темы. Возвращаюсь снова к диалогу Рутры с представителем рода священнослужителей Маккавеев.

***

– Говори, не стыдись моего сана, – подбодрил он его шепотом.

– Еще от древних предков моих идет ко мне знание вести об этом, – продолжил незнакомец, приглушив тон, снова огляделся, замолчал и как-то пугливо опять осмотрелся, не слышат ли их разговор, потому как многие с почтением отошли и, делая вид, что не наблюдают за ними, поглядывали в их сторону.

Беседа рабби с кем-то на улице и без того привлекала внимание в те времена, а при таких обстоятельствах тем более. Лишь особое предназначение этого человека для общества и власти, его роль в подобных процессах давали людям подсказки, как понимать происходящее.

– О чем? – поинтересовался Рутра тоже шепотом.

Тот снова огляделся и тихо сказал:

– Рабби, не наше все это, не наше, – он опять показал на казненных. – Не делали мы такое, оттуда все это, оттуда, – говоря последнее, он махнул головой в сторону легионеров.

«Действительно, – подумал Рутра, – ведь казнили же спартанцев так же. Явно метод был не местным». И как только он подумал об этом – кольнуло в его сознании нечто, что было столь грандиозным, сколь может быть неожиданное прозрение незрячего: ведь мы не знали бы ни Христа, ни креста (как почитаемый символ и амулет), не совершали бы обряд перекрестия, если бы у римлян не было бы такого метода казни. Как ни парадоксально, но это так.

Даже в известном своей демократичностью и культурой городе Афины с VII века до нашей эры с целью устрашения для несвободных граждан применялось распятие.