Бог любит Одессу
Шрифт:
– Куда мы едем? – спросил Насокин Наталью, когда машина тронулась.
– Небольшая экскурсия по нашему району, мы едем на улицу Генуэзскую, 22, где находится наш вуз, там же и гостиница, где вы будете жить.
В машине работал кондиционер, было прохладно.
Остановились на светофоре. Когда зажегся зеленый, водитель не торопился тронуться с места.
Видимо, на лице Павла Алексеевича появилось недоумение, и тогда Наталья пояснила:
– Водитель пропускает собак.
– А они ходят на красный?
– Нет, они не различают цвет, но понимают, что переходить улицу
– И это только у вас?
– Да, – сказал Наталья, – это только у нас, потому что у нас Одесса.
– Любите вы подчеркивать сие, – заметил Павел Алексеевич.
– Любим, как и Одессу, и подчеркивать, что это Одесса.
– Почему?
– Потому, что все хотят родиться в Одессе, но не у всех это получается.
– Удивительно, – ответил на это Павел Алексеевич.
– Вам предстоит еще многому удивиться, – сказала Наталья.
– Я высылал вам пожелания, среди которых было посещение института, – сказал Павел Алексеевич.
– Мы удовлетворим все ваши пожелания, – ответила Наталья.
– Мне хотелось бы поближе рассмотреть специфику отношения центра и провинций, – сказал Павел Алексеевич.
– Директор рассмотрел это и запланировал вам поездку в Беляевку.
– Почему туда?
– Потому что это ближайшая периферия к Одессе, и там прекрасная рыбалка.
Павел Алексеевич едва не чертыхнулся.
Видимо, он так неуклюже формулировал программу посещения Института государственного управления, что директор понял его совершенно иначе. Ведь Павел Алексеевич имел в виду отношения Киева с периферией, то есть Одессой. А в Одессе посчитали, что его интересуют отношения Одессы со своими провинциями.
– Мы подъезжаем к Приморскому району, а точнее его микрорайону, который называется Аркадией, – сказала Наталья.
– Аркадия – это благословенное место, символ беззаботной жизни?
– Некий утопический идеал гармонии человека и природы, – сказала Наталья. – Но вот возник этот идеал от личности, жизнь которой не была беззаботной.
– И что это была за личность? – спросил Павел Алексеевич, – лихорадочно копавшийся в памяти, но ничего не находивший, чтобы поучаствовать в разговоре о неизвестной ему личности.
– Аркад, – произнесла Наталья торжественно, – сын нимфы Каллисто и Зевса. Хотя существует и другая версия, что он сын бога Пана и означенной нимфы. Когда Каллисто была беременна Аркадом, Зевс превратил ее в медведицу. Таким образом он спрятал ее от гнева своей жены богини Геры. После смерти матери Зевс забрал Аркада и отдал на воспитание одной из плеяд по имени Майя, кстати, тоже родившей от Зевса сына – Гермеса.
– Мда-а, – произнес Павел Алексеевич, но поскольку ничего не мог добавить в рассказ, завершил следующей фразой: – Еще тот был ходок.
Наталья пропустила уточнение гостя мимо ушей и продолжила:
– Впоследствии он стал родоначальником аркадских царей, которые тоже не отличались праведностью.
– И чего бы им отличаться? – сказал Павел Алексеевич. – По принципу импринтинга они вели себя так, как вели себя их родители, а те вели себя так, как породившие
– Наверное, – согласилась Наталья, – в частности, дед Аркада умудрился убить своего внука, приготовил из него кушанье и угостил Зевса. Разгневанный Зевс сжег жилище деда, а самого его превратил в волка.
– А как же Аркад?
– Зевс воскресил его.
– Тут какая-то мифологическая нестыковка. Дед должен быть отцом Нимфы Каллисто, но он почему-то смертный царь, плюс к этому Аркад почему-то жил с ним, а не с плеядой Майей.
– К мифам нельзя подходить с логарифмической линейкой, – ответила Наталья. – Сюжеты иллюстрируют проявления гордыни у смертных и, прежде всего, по отношению к богам. Неприятие Ликаоном Зевса выразилось в том, что Зевс, перед тем как явиться жителям города, послал знамение, и они встречали его коленопреклоненными и воздавали ему почести. Только Ликаон не упал на колени перед великим громовержцем и не воздал ему почестей. Гордыня Ликаона тогда перешла всякие границы, и он, чтобы удостовериться, что Зевс является богом, совершил ужасное преступление: зарубил Аркада, одну половину его тела сварил, а вторую поджарил и преподнес Зевсу. Он думал так: если пришелец – действительно бог, то он должен знать, что еда приготовлена из человеческого мяса, и не станет есть. Потрясенный этим Зевс страшно разгневался и сделал то, что сделал.
– Да-а, – снова неопределенно протянул Павел Алексеевич.
– И заметьте, – сказал Наталья, – данный миф содержит табу на людоедство и санкцию тем, кто это табу нарушит.
Машина подъехала в большой стеле.
– А это площадь 10 апреля, – сказала Наталья. – Памятник называется «Крылья Победы», сооружен к 40-й годовщине освобождения Одессы войсками 3-го Украинского фронта 10 апреля 1944 года.
Пока машина объезжала памятник, Павел Алексеевич внимательно его оглядел.
– Здесь на стелах, – сказала Наталья, – Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Одессе звания «Город-герой» и здесь же расположены фамилии всех одесских Героев Советского Союза.
– А почему – «Крылья Победы»?
– А это тоже специфика Одессы, – ответила Наталья, – посмотрите внимательней, эти крылья похожи на крылья чаек. Такой памятник мог возникнуть только в Одессе: задуман и сооружен исключительно одесситами.
Машина остановилась возле кафе, у которого стояло несколько столиков, над ними были камышовые крыши.
– А это что за бунгало? – спросил Павел Алексеевич.
– А это кафе при институтской гостинице, – ответила Наталья, – мы добрались до конечного пункта нашей поездки.
– У тебя что, в машине нет кондиционера? – спросил Савелий, – когда они прилично отъехали от Одессы и мчались по выгоревшей от зноя степи, от чего жара в салоне казалось просто невыносимой.
– Я же открыл все окна.
– Ну да, окна ты открыл, и воздух пустыни стал проникать в салон.
Краморенко остановил машину, вышел из нее, достал из багажника ручную сумку-термос. Там было две холодные бутылки с минеральной водой. Одну он поставил рядом с переключателем скоростей, а вторую вручил Савелию.