Бог ненавидит нас всех
Шрифт:
— Это как пойдет… Пробки…
В следующую секунду он, отъезжая от тротуара, чуть не угощает бампером припаркованную машину. Резко затормозив, он выдает тираду явно каких-то крепких выражений на незнакомом мне языке. Скорее всего, на одном из восточноевропейских.
— Вы как — в порядке? — спрашиваю я.
Таксист фыркает мне в ответ и, подумав, поясняет:
— Вторая смена кряду.
— Вы уж постарайтесь сделать так, чтобы мы доехали до аэропорта в целости и сохранности.
— Что-то не нравится — лови другую машину, —
— Вы бы лучше на дорогу смотрели, а не то…
Поздно. Я слышу противный скрежет металла — это наше такси притирается бортом к припаркованной у тротуара машине. Водила резко крутит руль в другую сторону и, явно перестаравшись, вписывается в крыло здоровенного седана, тихо и спокойно катившего себе в соседнем ряду. Меня швыряет вперед, затем вбок — это мой пилот так энергично работает рулем, пытаясь вернуть машину на путь истинный. Увы, все эти манипуляции приводят к противоположному результату: наше такси заносит и разворачивает поперек дороги. Мы ощутимо бьемся о еще два автомобиля и наконец останавливаемся практически против движения. Вокруг нас тотчас же происходит еще несколько аварий: бьются те машины, водители которых не успели вовремя среагировать на наш высший пилотаж.
Наверное, с минуту мы сидим молча и осмысливаем случившееся.
— Пойду-ка действительно ловить другое такси, — говорю я наконец и, выбравшись из изрядно помятой машины, иду по тротуару, который кажется мне сейчас самым безопасным местом на улице.
Идти, по всей видимости, придется долго: в результате аварии движение на Первой авеню полностью парализовано.
— Эй, а по счетчику заплатить! — орет мне вслед таксист, выскакивая из машины и даже потрясая чем-то вроде полицейской дубинки.
Я показываю ему средний палец и, перебравшись через капот какой-то здоровенной клыкастой машины, трусцой пробегаю два длинных квартала, выскакиваю на перекресток с параллельной авеню и ловлю другое такси.
— «Кеннеди», — вслед за мной повторяет мой новый водитель — колоритный пакистанец в тюрбане, который по крайней мере не выглядит смертельно уставшим. — Через тоннель поедем или по мосту?
— А как быстрее?
Таксист пожимает плечами:
— Это уж когда как. Решать вам.
— А обычно как быстрее получается?
— Иногда по мосту, иногда через тоннель.
— Ладно, давай через тоннель.
— Я думаю, что по мосту, может быть, и быстрее получится.
— Ладно, — говорю я, — через мост так через мост.
Такси подкатывает к международному терминалу аэропорта, опаздывая на назначенную мне встречу с пунктуальнейшим мистером Йи минут на десять.
— Нужно было все-таки через тоннель ехать, — глубокомысленно изрекает таксист. — Никогда не угадаешь, как повезет…
— Сколько?
— Сорок два доллара.
Я сую ему три двадцатки.
— А помельче нету?
Я мотаю головой в ответ. Он
— Вы ведь не спешите? — заботливо интересуется он. — Я пойду разменяю.
— Молодец, отлично сработано, — говорю я ему и выскакиваю из машины, оставив на чай почти половину суммы со счетчика.
— Храни вас Господь! — вопит он мне вслед. Как, собственно говоря, и было обещано, пунктуальнейшего мистера Йи уже нет на месте.
— Твою мать! — ору я едва ли не в полный голос, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Эй, парень, полегче, не дома, — делает мне замечание проходящий мимо полицейский из охраны аэропорта.
Я пытаюсь разыскать мистера Йи, о чем по моей просьбе даже объявляют несколько раз по громкоговорящей связи на весь аэропорт. Безрезультатно. Я пытаюсь дозвониться до курьерского агентства — тоже мимо. К тому времени, как мне становится понятно, что я попал, до отлета моего рейса остается меньше часа. Я сползаю рядом со стойкой регистрации и в отчаянии закрываю голову руками. «Ничего. Каких-то две недели, и ты ее снова увидишь», — мысленно пытаюсь утешить я сам себя.
— Вам плохо? — спрашивает женщина, работающая за стойкой регистрации.
Она кореянка, как мне кажется, — средних лет и одета в униформу той самой авиакомпании, самолетом которой я должен был улететь.
— У меня мама умирает, — говорю я неизвестно зачем и удивляюсь сам себе.
Вдруг я замечаю, что плачем мы с нею уже вдвоем.
— И что — вы на самолет опоздали? — заботливо спрашивает она, протягивая мне упаковку с бумажными носовыми платками.
— Мне должны были передать билеты здесь, в аэропорту, но мое такси попало в аварию, и в итоге я опоздал, а он меня не дождался.
Я достаю из пачки платок и начинаю усиленно тереть глаза. Мой перепуганный и уставший мозг отказывается контролировать язык и только, изумляясь, прислушивается к тому, что тот мелет.
— Она в больнице, в Сеуле… — слышу я собственный голос.
Избавлю вас от подробного описания дальнейшего спектакля, могу лишь сказать, что зрелище было жалким, омерзительным, по сути своей, чудовищно бесстыжим, но в итоге — на удивление результативным.
— Все, чем я могу вам помочь, — говорит кореянка, обращаясь ко мне, — это продать билет. На этот рейс остались свободные места.
— Да у меня и денег-то в обрез.
— С учетом состояния вашей мамы я могу оформить билет по специальному тарифу для тех, кто летит на похороны близких родственников. Вы сможете заплатить триста пятьдесят долларов?
Я молча киваю ей, давая понять, что эта сумма мне по карману. У меня действительно осталась почти тысяча долларов — навар с так и не состоявшейся сделки с Дэнни. Сверившись с моим паспортом, женщина вписывает в бланк билета какие-то буквы и цифры, а затем спрашивает: