Бог ненавидит нас всех
Шрифт:
— Я так понял, — говорит он, чиркая длиннющей, почти футовой спичкой о подобающих размеров коробок, — что ты пришел сюда заменить Карлоса. Что ж, валяй: объясни мне, почему я должен взять на работу именно тебя.
Он подносит зажженный конец спички к чаше и делает сильный вдох, как при затяжке. Пламя перебрасывается на растертую в пыль марихуану. Вода у дна кальяна начинает бурлить, и прозрачный стеклянный сосуд делается матовым из-за наполнившего его дыма. Вся процедура занимает, наверное, секунд двадцать.
Я тоже делаю глубокий вдох. Давай, приятель, соберись, подбадриваю я себя.
— Мне
Вот только на самом деле ни хрена подобного я ему не говорю. А выдавливаю пару общих фраз — мол, парень я надежный, доверять мне можно, работать хочу и умею.
— Похоже, ты умеешь держать язык за зубами, — говорит мне Первосвященник.
Я утвердительно киваю в ответ. Через двадцать минут я выхожу на улицу, получив-таки новую работу, которая обещает быть непыльной и весьма неплохо оплачиваемой. Так что — пошел-ка ты в самую глубокую задницу, Том Карвел. Лишь когда я оказываюсь в электричке, уносящей меня обратно на Лонг-Айленд, до меня вдруг доходит, что я напрочь забыл купить дяде Марвину его чертову траву.
Глава 3
— А вдруг человек может настолько поумнеть, что ему больше и секса не захочется, — говорит мне Тана.
На ней майка и мужские спортивные трусы. Стоит она передо мной, согнувшись в три погибели, но не подумайте ничего такого — йога как йога, упражнение как упражнение. На этот факультатив она записалась у себя в университете.
— Слава богу, мне до такого уровня интеллекта далеко, — говорю ей я. — Кстати, у вас в Корнеле так принято — заниматься йогой в нижнем белье?
— Нет,
Я сижу на краю ее розового письменного стола, в который уже раз изучая коллаж из смазливых поп-звезд и прочих подростковых идолов, украшающий ее доску для напоминаний и записок столько, сколько я Тану знаю.
— Ну, я, конечно, уже не студент, но мой опыт подсказывает, что мужчина напрягает мозги для того, чтобы получить секса больше, а никак не меньше.
— Понимаешь, Гленн — он такой… ну просто такой умный… — говорит она с восторженным придыханием (если, конечно, это не элемент упражнения).
— Ты уж извини, но, по-моему, он просто дурак, если не хочет секса с тобой.
— Сам ты дурак. Знаешь, какой у него диплом? Ни много ни мало по прикладной семиотике.
— Не буду утверждать, что хорошо разбираюсь в этой теме. Вот если бы прикладная спермиотика…
— Опять ты стебешься, — говорит она, сгибаясь и пытаясь дотянуться до пальцев ног, — над тем, что просто выше твоего понимания.
— И не говори, подруга. В этом вся моя жизнь.
— Жаль, что ты не слышал, как он о своей науке рассказывает. Я завожусь от одного перечисления этих авторов. — Тана разгибается и идет в мою сторону, утрированно-зазывно покачивая бедрами. — Лакан… Деррида… Фуко… — Я одобрительно рычу и подаюсь ей навстречу, Тана мгновенно меняет тему. — Ну ладно, хватит о моих проблемах, — говорит она, мгновенно подобравшись и сложив руки на груди. — Давай выкладывай, кто у тебя сейчас в качестве дежурной дырки.
— Ругается, как матрос, — это прямо про тебя сказано.
— Давай-давай, колись. Неужели все та же официантка? Как она, кстати, поживает? Ну, я имею в виду ту блондинку с шелковистыми волосами и сиськами торчком.
— А, ты про Хейди, — говорю я.
Мое последнее летнее увлечение. Встречались мы обычно после ее работы, то есть после вечерней официантской смены у «Беннигана». От ее роскошных шелковистых волос разило прокисшим пивом и табаком. Даже ее сиськи и те не торчали, а висели от усталости.
— Да как-то с нею не заладилось, — сообщаю я Тане.
— Подожди, дай-ка сама догадаюсь… Наверно, ей надоело подмахивать по первому свистку. Угадала?
— Ну уж покорнейше прошу меня извинить за то, что я не тороплюсь опять вписываться в серьезные отношения.
Тана явно оживляется и заговорщически подмигивает мне:
— Дай еще раз посмотреть.
Я привычно оттягиваю воротник рубашки и обнажаю играм размером с десятицентовую монету — тот, который я могу продемонстрировать, не снимая штанов.
— Твою мать, — говорит Тана. — У этой сучки точно крыша поехала.
— Спорить не буду. Но пара приятных воспоминаний у меня тоже осталась.
Тана мелодраматично вздыхает и замечает:
— И теперь ты больше никогда никого не полюбишь.
— Вовсе нет. Я бы даже сказал, совсем наоборот: в мои планы входит влюбляться, влюбляться и влюбляться — раз за разом.
— Что, по-твоему, настоящая любовь — это просто анекдот?
— Анекдоты, по крайней мере, смешными должны быть. А твоя «настоящая любовь» не только занудная подстава, но еще и опасное для здоровья, а то и для жизни дело.