Бог примет всех
Шрифт:
Евгений Варшавский, пристально посмотрел на девушку, словно стараясь уловить в ней ту маленькую девочку, которую помнил. Когда-то она часто приходила к ним в дом, ведь она была очень дружна с его младшей сестрой Марией.
– Скажите мне, Катя, зачем вам все это нужно? Неужели вы думаете, что вам удастся сделать счастливыми всех людей? Согласитесь, ведь это настоящая утопия. Что вам не хватает в этой жизни? У вас и вашей семье все есть: большой дом, свое дело? Вы никогда ни в чем не нуждались. Отец ваш ярый сторонник самодержавия и православия, кто вас заразил этим нигилизмом-марксизмом.
По лицу девушки расплылся румянец.
– Вам не понять меня, Евгений, – произнесла она, сдерживая себя. – Личного счастья мне ненужно, если не счастлив мой народ. Вы видели, как живут рабочие, которые приносят богатства маленькой кучке богатеев? Молчите, значит, не видели, а я вот видела! Вы никогда не задавали себе вопрос, а почему это так? А вы спросите себя и тогда найдете ответ, почему есть такие люди, как я, которые хотят принести этим людям счастье… и если для этого потребуется отдать свою жизнь, я ее отдам.
Варшавский улыбнулся. Слова Кати были столь пылки и убедительны, что он невольно подумал, не больна ли она. Он достал папиросу и закурил.
– Вот этим вы и пугаете просвещенное общество, – произнес Евгений. – Вот смотрю я на вас Катенька и невольно думаю, вы ведь ни перед чем не остановитесь и если вам будет нужно, вы зальете кровью весь белый свет. Вам не страшно? А мне, страшно. Но, давайте, вернемся в настоящее время. Как я понял, вы направляетесь в Москву, а оттуда в Петербург. Как вы рассчитываете доехать до Москвы? Ведь вас, наверняка, продолжают разыскивать, и стоит вам лишь показаться на перроне в Москве, вас моментально схватят. Ведь это правда?
– Вы правы, Евгений, – немного подумав, произнесла Катерина, – и мне остается лишь рассчитывать только на вас. Вы же меня не сдадите в полицию или я ошибаюсь?
– Боже упаси меня, Катенька! Я офицер императорской армии, а не жандарм. Мое предназначение защищать родину от врага, а не ловить политических. Оставайтесь в моем купе, другого выхода у вас просто нет….
Она впервые за все это время, улыбнулась.
– Спасибо, Евгений. Может, придет время, и мы вновь встретимся с вами. Я никогда не забуду об этой услуги, которую вы оказали мне.
– Не стоит об этом говорить, Катенька. Я хочу, чтобы вы просто вспоминали хоть иногда подпоручика Варшавского, который когда-то любил вас, наслаждался этими глазами, вашим голосом. Кстати, вы не замужем?
Лицо девушки вспыхнуло. Это мимолетное признание в любви было столь неожиданным, что сердце Катерины готово было выскочить из груди. Она вспомнила, как смотрел на нее юнкер Варшавский, когда они вечерами собирались в их доме, пили чай и играли в лото.
– Надеюсь это шутка, Евгений? У вас, наверняка, есть дама, которая завладела вашим сердцем.
– Нет, Катенька, это не шутка. Вот увидел вас, и снова что-то защемило в груди…
Поезд резко дернулся и, издав надрывный гудок, медленно тронулся с места. За окном поплыл перрон, станционные постройки, окрашенные в белый цвет, которые через определенный момент времени сменились зеленью леса. Поезд набирал скорость …..
***
Кабинет начальника охранного отделения жандармерии был довольно большим и светлым. Два больших окна были широко раскрыты. Легкий ветерок плавно покачивал шторы. За спиной полковника жандармерии висел большой
– Что скажите, милейший? Как прошла ваша встреча с представителем центра? – произнес полковник своим низким бархатным голосом. – Напугали мы ее или нет?
Михаил Соколов улыбнулся.
– Думаю, вы правы, Пантелей Семенович, напугали. Она помчалась на вокзал без оглядки, забыв о задании, по выявлению агента, то есть меня.
Полковник громко засмеялся.
– Это хорошо. Там ее встретят наши люди…
Где там и кто эти люди, жандарм не стал уточнять. Полковник усмехнулся и отпил глоток остывшего чая. Сейчас он внимательно наблюдал за сидящим перед ним человеком. Перед ним сидел лучший его агент, которому удалось глубоко проникнуть в большевицкое подполье и сейчас, Пантелей Семенович, не только владел информацией о деятельности подполья, но временами и сам принимал непосредственное участие в планировании тех или иных акций городской подпольной организации.
– Скажите, Соколов, как она отреагировала на вашу просьбу о финансовой помощи семьям арестованных товарищей?
– Мне показалось вполне положительно, Пантелей Семенович. Жалко, что она сама не решает подобные вопросы.
– А это и хорошо, милейший человек. Пусть доложит в ЦК. Пусть они скинутся на это дело, а мы их курьеров здесь и переловим. Наша с вами задача милейший поссорить ЦК с городской подпольной организацией и вызвать у них недоверие. Любое недоверие, это наша с вами маленькая победа над большевиками.
В кабинете повисла пауза.
– Вот вы и должны зародить это недоверие, – продолжил развивать свою мысль Пантелей Семенович. – А для этого вам, милейший, думаю, придется съездить не только в Петербург, но и в Лондон или Цюрих.
– Я слишком маленькая фигура в этой большой игре. Наверное, для этого нужен другой человек с большим авторитетом.
– Напрасно вы так думаете, Соколов. Иногда и пешка проходит в ферзи…., – полковник не договорил, давая понять собеседнику, что этот вопрос уже, наверняка, согласован с руководством службы. – У меня есть неплохая задумка в отношении вас. Мы вас арестуем за убийство. Не смотрите на меня так, я не сумасшедший. Вы убьете провокатора. Да, среди ваших друзей по партии есть наши люди. Я вам предоставлю всю информацию по этому человеку, и вы с группой товарищей совершите этот акт. А ваш побег из-под стражи не только повысит ваш авторитет среди партийцев, но и позволит вам занять определенную, более высокую ступеньку в иерархии партии. Это в будущем, а сейчас идите, отдыхайте, Соколов.
Михаил поднялся и, взяв в руки шляпу, направился к небольшой двери, которая находилась в углу кабинета. Он на какую-то долю секунды задержался около двери, словно не решаясь переступить порог, но затем резким движением руки открыл дверь и исчез за ней. Полковник нажал на кнопку звонка, которая была установлена на крышке стола и буквально через секунду – другую в дверях появился молоденький ротмистр. Он лихо щелкнул каблуками сапог и застыл в стойке «смирно». Пантелей Семенович посмотрел на румяное лицо ротмистра и невольно улыбнулся. Впервые за долгие годы своей нелегкой службы, он позавидовал этому розовощекому ротмистру.