Бог располагает!
Шрифт:
Почему он каждое воскресенье попадается ей на пути? Почему с таким неукоснительным усердием он посещает проповеди наперекор обычаю нынешних молодых людей? Из благочестия? Однако во время службы он слишком рассеян, чтобы предположить в нем особое молитвенное рвение. Когда ей случается повернуться, чтобы поправить свой стул, а тот с некоторых пор так и стремится упасть или громко заскрипеть, она замечает, что он сидит, повернувшись к ней, и не столько слушает речи пастора, сколько смотрит на нее.
Стало быть, он ходит сюда ради нее? Но тогда почему бы ему не навестить ее у них дома, вместо того чтобы раскланиваться
Впрочем, возможно, что г-н Самуил Гельб отказался допустить молодого человека в дом, где она часто остается одна. Бедный мальчик в том неповинен, ему надо простить. Или, может, г-н Лотарио не хотел предпринимать никаких действий, не заручившись прежде ее согласием. Он сюда приходит, чтобы посмотреть, какое впечатление он на нее производит, как она к нему относится, приятно ли ей его видеть. В таком случае, коль скоро у нее нет никаких причин для враждебности, справедливость требует, чтобы она его немножко приободрила, сделав — в рамках приличия, разумеется, — хоть маленький шаг навстречу. А то вид у него уж очень робкий.
Сказав себе это, она более дружелюбно ответила на очередной поклон Лотарио и одарила его приветливой улыбкой, в чем он, увы, весьма нуждался.
Ибо всю неделю Лотарио только и делал, что проклинал себя за свое воскресное малодушие. С понедельника до субботы он давал себе все самые страшные клятвы, что в воскресенье наберется храбрости подойти к Фредерике и заговорить с ней. Но наступало воскресенье, и он находил тысячу предлогов, чтобы не сделать этого: тут была и боязнь не понравиться Фредерике или нанести вред ее доброму имени, и страх возбудить подозрительность г-жи Трихтер, и та тогда станет водить ее в другую церковь или даже доложит обо всем г-ну Самуилу Гельбу.
В результате воскресенье проходило за воскресеньем, а он ни на шаг не продвигался вперед по сравнению с первым разом.
Он злился на свою ребяческую застенчивость тем сильнее, что Фредерика, как ему казалось, была совсем не прочь, чтобы он заговорил и объяснился. Или это был самообман? Ему почудилось, что в последние два раза она кивнула почти доверительно и, удаляясь, нарочно замедлила шаг. И даже, хотя уж это наверняка было чистой случайностью, в прошлое воскресенье, в ту минуту, когда она выходила из церкви, ветерок, проникший в открытую дверь, на миг приподнял ее вуаль, так что перед ним, словно луч надежды, позолотившей его грезы, мелькнуло ее чудесное лицо.
Решено: с этим пора покончить. Она может и рассердиться на него за медлительность. Она вправе удивляться, ради чего он все время находится здесь, если только смотрит на нее и ничего не говорит. Чего ему надо от нее? Если ему нечего ей сказать, тогда пусть оставит ее в покое. Итак, в следующее воскресенье он явился в храм Бийетт с твердым намерением заговорить с ней или написать записку.
До проповеди, как и во время нее, он убеждал себя, что лучше заговорить. Но когда Фредерика
Прочла ли Фредерика по его глазам во время проповеди, что он принял решение? Была ли она разочарована при виде его колебаний и отступления или то была просто рассеянность, дурное настроение, озабоченность чем-то совсем другим? Как бы то ни было, Лотарио показалось, что ее приветствие было менее любезным, чем обычно, и даже холодным, чуть ли не презрительным.
Он почувствовал, что ранен в самое сердце. Но ее он не винил — только себя. Она была права! Прошло достаточно воскресений, когда она терпеливо ждала. Она дала ему время решиться. За эти пять-шесть недель, когда он подстерегал ее у двери, она должна была пресытиться его поклонами и теперь имела право спросить его: «А дальше что?» Да и он сам — чего он думал добиться? Пусть бы он хоть все воскресенья ходил и ходил в храм Бийетг, врата земного рая не откроются перед ним в награду за такое усердие в исполнении религиозных обрядов.
И даже в мире ином ему вряд ли есть на что надеяться.
Нет, час пробил: пора разорвать этот порочный круг добродетельной богомольности. Необходимо прекратить томительные немые встречи и превратить все его грезы — эти длиннейшие монологи `a parte [5] — в подлинный диалог.
Лотарио боролся с собой и размышлял целую неделю. В субботу страх увидеть Фредерику на следующий день холодной и непреклонной заслонил прочие мысли. Ему хотелось, встретив первый взгляд этих кротких глаз, прочесть в них одобрение, и он был скорее готов снести ярость и бешенство всех опекунов мира сего, чем вновь навлечь на себя упрек Фредерики.
5
В сторону (ит.).
Придя в энергическое расположение духа, молодой человек поспешил использовать этот момент.
Он написал два письма — одно Фредерике, другое г-ну Самуилу Гельбу — и велел слуге немедленно доставить их адресатам.
Затем он погрузился в ожидание, ужасаясь своей смелости и почти раскаиваясь в ней.
Все это, стало быть, произошло в субботу, на следующий день после того, как Самуил встретил Олимпию на постановке «Немой» и водил Юлиуса на заседание венты.
Самуил только что позавтракал и ожидал прибытия посланца карбонариев, о котором ему сообщили на собрании. Он поднялся к себе в кабинет и ждал, томясь нетерпением.
Фредерика и г-жа Трихтер были в саду.
У ворот раздался звонок. Обе женщины вместе отправились открывать.
То был лакей Лотарио. Он вручил им два письма. Фредерика в замешательстве приняла из его рук послание, адресованное ей. Никто прежде никогда не писал ей, если не считать пастора, который готовил ее к первому причастию, ее прежней учительницы и одной-двух подружек, знакомых по пансиону, а ныне покинувших Париж. Письмо, что ей принесли сейчас, было написано почерком, которого она никогда раньше не видела. Но предчувствие, тем не менее, подсказало ей истину: она сразу заволновалась и покраснела до корней волос.