Бог располагает!
Шрифт:
— Не правда ли, это та самая девушка, о которой говорили у лорда Драммонда? Воспитанница господина Самуила Гельба?
— Она самая, сударыня.
— Здесь должен быть замешан Самуил! — вскричала Олимпия.
И с внезапной решимостью она заявила:
— Не отчаивайтесь, Лотарио. Мы сейчас же отправляемся в Париж. Возможно, мы еще успеем. Впрочем, вы же писали графу фон Эбербаху о своем отъезде из Берлина, теперь он уже получил ваше письмо. Значит, не стоит беспокоиться. Ваш дядя любит вас. Доверьтесь мне. Если время еще есть — а Господь не допустит иного, — я обещаю вам все уладить.
— Да услышит вас Бог, сударыня.
— В Ландеке меня
Лотарио только и захватил с собой, что шляпу и плащ, дал мимоходом несколько распоряжений слугам, удивленным и весьма обрадованным его столь поспешным отъездом, и они с Олимпией вышли, а вернее сказать, выбежали на дорогу, ведущую в Ландек.
Меньше чем за четверть часа они добрались до гостиницы.
Ее хозяин стоял на пороге.
— Я уезжаю, — объявила Олимпия. — Лошадей, живо! А где мой брат?
— Ваш брат ушел, сударыня, — отвечал хозяин гостиницы, удрученный внезапным отъездом постояльцев, которые по его расчетам должны были задержаться здесь подольше.
— Ох, как некстати! Он не говорил, куда направляется?
— Он вообще ничего не сказал, разложил вещи в комнате и сразу пустился со всех ног в сторону Эбербахского замка.
— В сторону замка? — повторила Олимпия. — А мы как раз оттуда! Пять фридрихсдоров тому, кто мне его отыщет раньше, чем за полчаса.
— Пять фридрихсдоров! — ахнул хозяин гостиницы, ослепленный подобной щедростью.
Он позвал не то троих, не то четверых детишек, игравших у порога:
— Эй, вы! Вы же торчали здесь, когда госпожа сюда приехала. Брата ее приметили?
— Красивый такой господин в зеленом жилете? — спросил один из мальчишек.
— И в красном галстуке! — подхватил другой.
— Верно.
— О, так я его точно видел! — вмешался третий. — В этом своем красном и зеленом он был ярче, чем попугай.
— Значит, вы бы его узнали, если он встретится вам?
— Еще бы!
— Что ж! Пару флоринов тому, кто его сюда приведет раньше, чем через полчаса.
Он не успел договорить, а они уже кинулись на поиски.
— Погодите, — удержала их Олимпия. — Здесь где-то должна быть одна женщина, которая пасет коз; ее зовут…
— Гретхен!
— Да, да, именно Гретхен. Моего брата вы найдете близ ее коз. Скажите ему, чтобы сейчас же шел сюда.
Трое мальчишек умчались галопом, и два обещанных флорина звенели у них в ушах громче, чем все колокольчики всех мулов Испании.
— Когда мой брат появится, — сказала Олимпия хозяину гостиницы, — пусть экипаж и лошади будут готовы. Дайте мне счет, я его оплачу, чтобы потом нам осталось лишь уехать без промедления.
Олимпия не ошиблась насчет того, где следовало искать Гамбу. Для него во всем Ландеке существовала лишь одна персона, и то была Гретхен.
Едва выгрузившись, он помчался на поиски той, что проникла в его сердце.
Хозяин гостиницы излишне польстил ему, сказав, будто он сначала разложил в комнате пожитки. Между тем он все бросил как попало, вперемешку свои узлы и саквояжи Олимпии, полагая, что вечером еще будет время привести это все в порядок, а на ближайшие четверть часа у него найдутся дела поважнее.
Итак, Гамба пустился во весь дух, и не успела Олимпия повернуться к нему спиной, как он уже скрылся в горах.
Он искал Гретхен там, где впервые встретил ее когда-то. Но ее там уже не было. Трава на этом склоне холма, которую козы выщипывали всю весну, теперь была для них недостаточно сочной и густой, и Гретхен
Таким образом, Гамба потерял целый час, прыгая со скалы на скалу, забираясь на вершины, спускаясь и снова устремляясь наверх.
Внезапно, карабкаясь на остроконечную скалу, чтобы сократить путь, пренебрегая петляющей тропинкой, в ту минуту, когда он уцепился рукой за каменный выступ и собирался подтянуться, он нос к носу столкнулся с козой.
— А вот и ты! — вскричал он с бурным восторгом. — Это ведь ты, да, Серая?
Он узнал одну из коз Гретхен.
Он вспрыгнул на скалу, обхватил голову козы и расцеловал ее с братской нежностью.
— Где твоя хозяйка? — спросил он.
У козы не было надобности отвечать. Подняв голову, Гамба заметил Гретхен.
— Ах! Наконец-то! — сказал он.
И одним прыжком Гамба преодолел расстояние, разделявшее их.
Гретхен протянула ему руку, которую он сначала пожал, а потом покрыл сочными поцелуями.
— Вы меня узнали? — ликуя, спросил он.
— Конечно, мой друг, — отвечала она.
— А я, я узнал вашу козу. Но как же я рад! Эх, и пришлось же мне вас поискать, черт возьми! Вы же теперь бросили прежнее место. Еще бы! Ведь три месяца прошло. Я так и двух минут не могу усидеть на одном месте.
И словно затем, чтобы делом доказать справедливость этих слов, он принялся скакать и прыгать, перебегать от Гретхен к стаду, от одной козы к другой, смеющийся, счастливый, стремительный.
Гретхен и сама была счастлива, когда его увидала. Но ее радость была сдержанной и суровой, как природа этих гор, среди которых она жила всю свою жизнь.
— Знаете что, Гретхен? — сказал Гамба. — Я безмерно соскучился там без вас. А вы, что вы без меня поделывали? Вы обещали вспоминать обо мне, так хоть слово-то свое сдержали?
— Да, — сказала Гретхен. — Как же мне не думать о вас? Вы теперь единственный мой друг в целом свете.
— Ладно, это ничего! — откликнулся он. — Вам и не нужно других, раз я вас люблю за целую сотню. А я люблю вас именно так, вы уж это поймите. Своей сестрице я сказал: «Или едем в Ландек, или до свидания». Пока ее сезон — это называется сезон, — так вот, пока он продолжался, я не мог слишком наседать, ведь все это прямо создано для нее — искусство там, и maestro [6] , и директор, и опера, ей аплодируют, требуют, чтобы она еще пела, и все такое прочее. Ах, черт побери, ей-таки здорово рукоплескали, право слово! Париж… подумаешь, велика штука Париж! Хотел бы я посмотреть на этих парижских певичек, если бы ей позволили петь рядом с ними. Ни одна из них не промяукала бы и одной ноты. Э, да кому нужны их кошачьи концерты? Но как только ангажемент кончился, само собой, как вы понимаете, я послал всю эту музыку куда подальше. И прямо так и объявил сестрице: «Тебе аплодируют, ты свое получаешь, но и мне надо свои радости иметь. Ландек чудесное местечко, и оно становится еще лучше оттого, что там живет женщина, которую я люблю». Потому что, Гретхен, я своей сестрице так без обиняков и выложил, что люблю вас, и она была этим довольна и весьма меня одобрила. К тому же я ей очень ловко ввернул, что горный воздух хорош для горла, голос помогает сберечь. Я ей клялся, что осень, проведенная здесь, принесет ей большую пользу.
6
Дирижер (ит.).