Бог спит. Последние беседы с Витольдом Бересем и Кшиштофом Бурнетко
Шрифт:
Не прелюбодействуй
Эту заповедь можно трактовать как запрет супружеской измены — большинство наверняка с этим согласится. Однако по сути ее смысл гораздо шире: запрет распространяется на всю интимную сферу жизни. Только вот сегодня такие запреты многим могут показаться неудачной шуткой. Тут секс и здоровье, а там — ограничения? Нет, в современном мире того, кто попытается вмешаться в эту сферу, подымут на смех — у него нет шансов на успех. Так, может быть, сейчас из этой заповеди следует извлечь еще один смысл — может быть, речь в ней идет просто о прочности чувств? Ну а как себя вести в экстремальных ситуациях?
Марек Эдельман в книге «И была
— У вас бывали в гетто приятные минуты?
— Ну, целоваться с девочками было приятно.
— Вы говорите, что самое главное — жизнь, а свобода на втором месте… и часто повторяете, что в гетто, кроме смерти, страха, голода, была и любовь.
— Без любви никто бы не выжил. Без близости, без ощущения безопасности, без поддержки… Это необязательно должен был быть парень, это могла быть мать, сестра… Одному было очень трудно. Кое-кто из парней еще мог быть один, но девушки — нет.
Помню Злотогурского и его девчушку… Здоровенный был мужик, выходил из гетто, приносил нам хлеб и другие вещи. А она была крохотная, но прехорошенькая. Блондинка. В комнате, кроме них, спали и ходили между кроватями еще двадцать человек. Встаешь утром, а эта девочка лежит у него на плече, вся величиной с его руку, — видно было, чувствует себя в безопасности, потому что он рядом, потому что она целиком поглощена им, их любовью. Конечно, потом оба погибли, но это совершенно не важно. То время, что они были вместе, они прожили в покое. Такая девчушка ни дня не прожила бы одна. А так ей выпали два-три месяца радости, любви, тепла, безопасности. Ясно, что безопасность была относительная. Но, повторяю: в тех условиях ей обеспечил минимум безопасности этот огромный парень, к которому она могла прижаться, обнять рукой за шею. Она не была одна.
Одиночество — страшная штука. Одинокие люди сплошь и рядом погибали. Да, были активные ребята, которые продержались в одиночку, хотя и у них всегда была какая-то поддержка — товарищей, родных или кого-нибудь на арийской стороне.
Поэтому так важно было иметь свиве— не столько «среду», «окружение», сколько ощущение поддержки, особой ауры: сейчас мы вместе.
— Не само ли сознание, что в любую минуту можно погибнуть, вызывало такое жадное желание жить на полную катушку?
Вы рассказывали о девушке, чья мать покончила с собой, чтобы дочке достался ее «талон на жизнь», то есть справка, свидетельствующая, что, несмотря на ликвидацию гетто, обладатель такой справки все еще нужен для работы — это позволяло прожить на несколько месяцев дольше. Та девушка влюбилась в какого-то парня, он был ее первый мужчина, и они занимались любовью, ни на кого и ни на что не обращая внимания. Наконец-то она начала что-то получать от жизни и хотела в максимальной степени это использовать.
— Неправда. Она осталась одна в большой квартире на Павьей, 2. Пришел парень, она в него влюбилась, а у него была возможность выйти на арийскую сторону, и они вместе
В одиночку она и дня бы не прожила, потому что в гетто постоянно были облавы, а этот парень повертелся-покрутился и нашел способ вывести ее на арийскую сторону, где у него было какое-то жилье.
Обратите внимание: мало кто выжил на арийской стороне без всякой помощи. Это было невозможно. Почти у всех там были какие-то связи: либо с подпольными организациями, либо с друзьями, либо с довоенными организациями, либо со знакомыми.
Но главным тут были вовсе не знакомства, главным было это ощущение безопасности, когда рядом друзья. Взять хотя бы доктора Голиборскую: она имела все возможности перебраться на арийскую сторону, но считала, что, поскольку до войны заведовала лабораторией в больнице Берсонов и Бауманов, то и во время войны обязана продолжать там работать. И хотя могла не идти в гетто, пошла туда и руководила этой лабораторией. Потом вышла на арийскую сторону, жила у своих друзей на Жолибоже. Но когда во время Варшавского восстания мы прорвались на Жолибож, она не ночевала в своем надежном убежище, а приходила к нам и спала на кровати без матраса, на голых пружинах. Потому что у нас была атмосфера безопасности. Хотя ее друзья, муж и жена Глинские, замечательные люди, прятали ее в своей квартире и она чувствовала себя в безопасности, но душой была с нами — с теми, вместе с кем пережила три или четыре года войны.
Здесь была ее жизнь — и дело было не в любви к мужчине, а в любви к людям, с которыми Тося чувствовала себя связанной. В гетто она была опорой для своих лаборанток. Потом все эти девушки погибли, Тося осталась одна, и ее опорой стали мы.
Она выжила, но из Польши уехала. В 1945 году жила в Лодзи, работала в лаборатории. Но к ней стали приходить какие-то люди, запугивали ее, она сломалась психологически и уехала в Австралию. Там сделала большую научную карьеру. И усыновила троих еврейских детей с парохода, который Австралия не захотела впустить в свои порты. Люди садились в лодки, проплывали в территориальных водах 12 миль и забирали с этого парохода детей. Тося взяла девочку и двух мальчиков. Вырастила их, все трое получили высшее образование, прекрасно. Девочка стала лаборанткой, один мальчик — специалистом по кораблестроению, профессором в Норвегии, второй — архитектором, строил Шанхай. А Тося разработала метод исследования крови, с помощью которого можно было быстро определить группу крови у любого жителя Австралии. Но потом ей сказали «до свидания», и она осталась на бобах. И вот у нее уже заканчиваются последние деньги, она думает, что теперь будет, а тут приходит чек на 40 тысяч долларов в благодарность за ее работу. Она купила себе домик и жила с того, что сдавала комнаты. Но опять осталась одна.
— Вы виделись с ней после войны?
— Да, она приезжала в Польшу. Тося дружила с Генриком Волинским [74] . Это благодаря ей мы установили первый контакт с Армией Крайовой, благодаря ей я познакомился с Волинским.
— А может быть, люди, чувствуя, что жить им осталось несколько недель или месяцев, хотели, по крайней мере, нагуляться вволю? хотя бы выпить водки?
74
Генрик Волинский (1902–1996) — юрист, полковник Армии Крайовой, работал в Бюро информации и пропаганды главного штаба АК, собирал для польского эмигрантского правительства информацию о положении евреев в оккупированной Польше.