Бог Войны
Шрифт:
Шум оглушал, но враг еще оставался невидим. Сначала я заметил появившиеся над хребтом флаги — длинную линию знамен с орлами, соколами, волками, секирами, воронами, мечами, крестами.
— У нас тут скотты, — сказал мне Финан.
Их синие флаги виднелись на левом вражеском фланге, а значит, люди Константина атакуют мою стену щитов. Парящий сокол Анлафа был на правом фланге врага — как мы и ожидали, его главные силы ударят слева.
— Судьба к нам благосклонна! — воззвал я к своим людям. — Она послала нам скоттов! А сколько раз мы их били? Они увидят нас, волков Беббанбурга, и струсят!
Мы произносим перед
— Возможно, меньше лучников? — пробормотал Финан.
Скотты использовали лучников, но мало. Я поднял взгляд на небо и увидел сгустившиеся тучи на западе. Быть может, опять пойдёт дождь? Ливень ослабит тетивы.
— Ты точно хочешь, чтобы твой сын стоял в переднем ряду? — спросил Финан.
Своего сына — единственного, с болью подумал я — я поставил в самой середине своих.
— Он должен там быть, — сказал я. Должен, потому что станет следующим лордом Беббанбурга, и все должны видеть, что он подвергается такому же риску, как те, кого он ведет. Когда-то там, в центре первого ряда стены щитов, стоял и я, но возраст и благоразумие теперь удержали меня вне строя. — Он должен, — повторил я, а потом добавил: — Но я поставил рядом с ним хороших воинов.
И тут же забыл об опасностях для сына, поскольку на горизонте показался враг.
Первыми двигались всадники, около сотни, растянутые в длинную колонну, некоторые несли треугольные вымпелы норвежцев. За ними двигалась стена щитов, огромная, через всю долину. Щиты всевозможных цветов — чёрные из Страт-Клоты шли рядом со скоттами Константина, а лес наконечников копий над ними отражал неяркое солнце. Враги остановились на гребне холма, они колотили в щиты, выкрикивали оскорбления, и я понимал, что каждый в моём строю пытается сосчитать, сколько их. Конечно, это было невозможно, они стояли чересчур плотно, но я решил, что перед нами не менее пяти тысяч.
Пять тысяч! Но может быть, страх — причина того, что враг выглядит таким многочисленным? Да, глядя на эту орду, орущую и стучащую по щитам, я боялся. Я напоминал себе, что Гутрум привёл в Этандун почти столько же, и мы их побили. Тогда его люди, как воины Оуайна из Страт-Клоты, несли чёрные щиты. Это знамение? Я помнил, что после той битвы кровь на поверженных чёрных щитах была не видна.
— Похоже, шесть рядов, — сказал Финан. — А может, семь?
У нас было три, и совсем мало воинов в скудном четвёртом. А вражеские ряды, растянутые по хребту, ещё сплотятся там, где сходятся реки. И мало выбить передний ряд стены щитов, строй ломается, если смять все шесть-семь, или сколько их там. В горле пересохло, меня мутило, сводило мышцы на левой ноге. Я тронул серебряный молот, поискал знак на небе, ничего не увидел и сжал рукоять Вздоха змея.
Враги поставили свои щиты наземь, на нижние рёбра. Щиты тяжёлые, рука со щитом устаёт быстрее той, что с мечом. Воины продолжали бить по щитам мечами и древками копий.
— Они не двигаются, — сказал Финан, и я понимал — он говорит только потому, что встревожен. Все мы беспокоились. — Они считают, что мы нападём? — спросил он.
— Надеются, — буркнул я.
Конечно, они надеялись, что мы атакуем первыми, потащимся вверх по пологому и вымокшему склону. Но хотя Анлаф, несомненно, считал Этельстана глупцом, раз тот согласился биться на этом поле,
— У скоттов полно копейщиков, — произнёс Финан.
Я не ответил. Я думал о Скульд — о норне, выжидающей у подножия Иггдрасиля, исполинского ясеня, поддерживающего наш мир. Я знал, какие острые у Скульд ножницы. Некоторые верят, что во время битвы Скульд покидает Иггдрасиль, чтобы, летая над полем боя, решить, кому жить, а кому умереть. Я посмотрел вверх, словно ожидал увидеть там пепельно-серую женщину с огромными крыльями и с ножницами, сверкающими, как солнце, но видел лишь тяжёлые серые тучи.
— Господи Иисусе, — пробормотал Финан, я оглянулся и заметил, что по пологому склону на нас скачут всадники.
— Не обращать на них внимания! — приказал я своим воинам. Приближающиеся всадники — глупцы, жаждущие единоборства. Они стремились унизить нас, снискав себе славу. — Держите щиты ровно, — крикнул я, — не обращайте на них внимания!
Среди тех, кто явился бросить нам вызов, был Ингилмундр, в правой руке он держал сверкающий меч, Косторуб. Увидев меня, Ингилмундр свернул в нашу сторону.
— Пришёл умереть, лорд Утред? — выкрикнул он.
Его чёрный жеребец приблизился к скрытым ямам, которые мы подготовили, но в самый последний момент всадник повернул и двинулся вдоль строя моих воинов. Он выглядел великолепно — кольчуга отполирована, белый плащ, сбруя сияет золотом, а шлем венчало воронье крыло. Он улыбнулся, указывая на меня острием Косторуба.
— Лорд Утред, выходи и сражайся!
Я смотрел на реку, намеренно пренебрегая вызовом.
— Что, смелости недостаёт? Всё правильно, бойся! Сегодня день твоей смерти. Сегодня все вы умрете! Вы овцы, идущие на убой. — Он заметил треугольный стяг с орлом Эгиля. — А вы, норвежцы, — теперь он перешёл на норвежский, — думаете, сегодня вас будут любить боги? Они наградят вас болью, страданием, смертью!
В рядах Эгиля кто-то шумно выпустил газы, что вызвало громкий смех. Потом воины принялись стучать по щитам, и Ингилмундр, не сумевший никого спровоцировать, развернул коня и помчался влево, к мерсийским войскам. Однако из тех воинов тоже никто не повёлся на подстрекательство. Они опустили щиты и молча стояли, глядя на насмехающегося врага. А к нам приблизился всадник с черным щитом Оуайна. Он молча плюнул в нашу сторону и развернулся.
— Он нас считал, — сказал Финан.
— Не много пальцев ему потребовалось, — заметил я.
Долго ли мы так стояли? Мне казалось, что годы, но хоть убей, я не смог бы вспомнить, прошли минуты или часы. Никто из нас не выехал вперед, принять вызов врага — Этельстан отдал приказ игнорировать их, и сколько глупые юнцы ни дразнили нас, гордо гарцуя на жеребцах, мы лишь выжидали. На небе собрались тучи, и со стороны моря доносило брызги дождя. Некоторые мои воины сели. Они делились между собой элем из бурдюков. К моим рядам подошёл мерсийский священник, и воины-христиане преклоняли колени, а он бормотал молитвы, касаясь их лбов.