Бог Войны
Шрифт:
Всадники погнали лошадей через маленькую речушку. Многие перепрыгивали овраг, некоторые карабкались по нему, и по меньшей мере две лошади упали, но атака не запнулась, грохотали копыта, слышались крики всадников. Почти все люди Стеапы были с копьями, и когда они приблизились к задним рядам Анлафа, наконечники опустились.
А потом начался хаос. За стену щитов обычно стаскивают раненых, там слуги держат лошадей, толпятся лучники, выпускающие стрелы. И все эти люди, по крайней мере те, кто мог двигаться, рванулись искать убежища за последним рядом стены щитов. Последний ряд развернулся,
Обычно лошади шарахаются от стены щитов, но из-за паникёров в стене возникли бреши, и лошади не замедлили бег. Они ударили с яростью ульфхеднаров, пробивали стену всюду, где образовались прорехи, копья разили кольчуги и рёбра, встающие на дыбы кони отчаянно молотили копытами, калеча людей, и стена рассыпалась в панике. Люди просто бежали, а западносаксонские всадники отбросили копья и обнажили мечи.
Страшный в гневе Стеапа до грудины разрубил противника огромным мечом. А когда Стеапа свернул на север, преследуя удирающего врага, несчастного протащило вслед за клинком. И мы вошли в эту неразбериху. Стена щитов, до сих пор служившая непреодолимой преградой, сломалась, и мы в ярости начали убивать. Я подобрал меч убитого норвежца, поскольку теперь, когда враг рассыпался, сакс уже не годится. Настало время бойни.
Убегающие враги открывали нам спины и гибли быстро. Тех же, кто оборачивался и дрался, убивали исступлённые местью преследователи. Больше всех повезло тем врагам, у кого были лошади — они умчались прочь, на север, в основном по Римской дороге на Дингесмер. Всадники Стеапы устремились за ними, и Этельстан крикнул, чтобы и ему привели лошадь. Его телохранители, все в ярко-красных плащах, взбирались на жеребцов. Я увидел, как вскочил в седло Этельстан и присоединился к погоне, по-прежнему не выпуская из руки Вздох змея.
Скотты, находившиеся дальше всех от того места, где всадники Стеапы разбили стену щитов, сломались последними. Лишь через несколько мгновений они осознали, что произошла катастрофа, и, увидев разгром союзников-язычников, скотты тоже развернулись и бросились удирать. Я искал взглядом Рэта и моего коня, а потом догадался, что мальчишка, должно быть, пересёк мост раньше, чем отступили воины Этельстана. Я посмотрел в сторону лагеря, выкрикивая имя Рэта, но не нашёл его. Вибранд подвёл мне гнедого коня.
— Наверное, принадлежал кому-то из телохранителей короля, господин, — сказал он. — Скорее всего, его хозяин погиб.
— Помоги забраться в седло!
Пришпорив коня, я свернул на север и, поравнявшись со своими людьми, окликнул Эгиля.
— Не преследуйте их! — приказал я. — Останьтесь здесь!
— Почему?
— Вы норвежцы. Думаешь, воины Этельстана увидят разницу?
Я позвал Берга, самого младшего брата Эгиля, и велел ему взять двадцать воинов-христиан и охранять отряд Эгиля. А потом снова пришпорил коня. Мой сын и Финан хотели ехать со мной, но у них не было лошадей.
— Догоняйте! — крикнул я им.
Одолженный жеребец прокладывал путь через груды трупов, отмечающие места, где сходились стены щитов. Мои люди тоже были среди убитых. При виде Рорика с перерезанным
— Ты выживешь, — сказал я ему. — Я видел раны и похуже.
Много погибших, очень много, да и в землях Константина появится много вдов и сирот. Едва миновав зловонные горы тел, я пришпорил коня.
Вечерело, стали сгущаться тени, и меня это удивило. Битва казалась мне жестокой и краткой, но оказывается, тянулась гораздо дольше. Тучи рассеялись, и солнце отбрасывало тени от тел тех, кто был убит, пытаясь бежать. Люди стаскивали с трупов кольчуги, искали серебро. Скоро слетятся и вороны, насладиться пиршеством.
Вся долина была усыпана мечами, копьями, топорами, луками, шлемами и бесчисленными щитами, отброшенными в отчаянной попытке спастись от преследователей. Я увидел впереди всадников Стеапы. Они скакали достаточно быстро, чтобы догнать беглецов и нанести удар копьём или мечом, предоставляя добить жертву пешим воинам, идущим за ними. Я увидел на римской дороге флаг Этельстана — победоносного дракона, изрыгающего молнию — и помчался в ту сторону.
Приблизившись к возвышенности, откуда армия Анлафа начинала атаку, я придержал коня, поскольку отсюда открывался потрясающий вид. Всю широкую долину заполняли бегущие люди, а за ними и среди них сновали не знавшие жалости мстители. То были волки среди овец. Беглецы пытались сдаться, а их убивали, и я знал, что воины Этельстана, избежавшие почти неминуемого поражения, отводят душу в разгуле резни.
Я стоял на невысоком холме, с изумлением наблюдая. Сам я тоже испытывал облегчение и в придачу странную отрешённость, словно это чужая битва. Победу одержал Этельстан. Я коснулся груди, нащупывая молот — я укрыл его под одеждой, чтобы меня не приняли за врага-язычника. Я ведь и не надеялся выжить, несмотря на колдовство Бенедетты с крестом. Когда появилась гигантская орда врагов со щитами и мечами, я почувствовал себя обречённым. Но теперь стою здесь и смотрю на резню, исполненную ликования. Мимо прошёл мертвецки пьяный воин, неся разукрашенный шлем и пустые ножны, инкрустированные серебряными пластинами.
— Мы их побили, господин! — прокричал он мне.
— Мы их побили, — согласился я и вспомнил Альфреда.
Вот так воплощалась в реальность его мечта о богоугодной стране, о едином государстве всех саксов. И я знал — Нортумбрии больше нет. Больше нет на свете моей страны. Теперь она часть Инглаланда, рожденного в кровавой долине, среди смерти, крови и хаоса.
— Господь сотворил великое чудо! — воззвал ко мне чей-то голос. Обернувшись, я увидел подъезжающего ко мне епископа Оду. Он сиял. — Бог даровал нам победу! — Он протянул мне руку, и я принял её левой — в правой я всё ещё держал найденный меч. — И ты носишь крест, господин! — с явным удовольствием добавил он.