Бог войны
Шрифт:
— Скоро ситуация изменится. — Афина покосилась на колесницу Гелиоса, застывшую в вечном летнем олимпийском зените. — Если все идет по плану, то мой афинский оракул только что отправил Кратоса в пустыню Потерянных Душ.
— А что ему там делать?
Афина снова замолчала, зная, как силен ее отец, и опасаясь его возможной реакции. Затем набросила на себя покров уверенности и назвала то, что открылось оракулу в предсказании, и то, за чем отправился Кратос.
— Ящик… — повторил дрогнувшим голосом Зевс.
— Да, отец, — подтвердила Афина с мрачным удовлетворением. — Ящик Пандоры.
Глава
Кратос блуждал по ослепительно-белой пустыне, не зная, куда идти.
Глаза слезились так, что если бы не песок во рту и не забившая нос пыль, то он бы уже давно плавал в море слез. Наклонив голову, спартанец упорно шагал вперед. Он надеялся на успех, хотя прекрасно понимал, что из бесконечного множества направлений верное только одно.
Впрочем, даже в этом спартанец не мог быть уверен.
Прорицательница вызвала к жизни картины, преследовавшие его в кошмарах, и отвращение от увиденного было ясно написано на ее прекрасном лице. Вполне вероятно, что она решила навсегда избавить человечество от такого злого и безнравственного смертного, каким Кратос знал себя. Потому и послала его в эту ужасную пустыню на верную погибель.
Хуже того, она могла послать его сюда на пожизненные муки.
Он не раз слышал истории о титанах, осужденных на вечное пребывание в Тартаре. Бескрайняя пустыня, постоянный вихрь колючего песка, нескончаемая жара и неизбывная жажда — сейчас все выглядело совсем как в тех легендах.
Кратос устало тащился вперед и проклинал богов, а потом прибавил к ним и оракулов. Если бы в песчаной метели случались просветы, сквозь которые проглядывает солнце, он бы мог судить о течении времени. По крайней мере, он бы понял, существует ли в этом ужасном краю время вообще или он попал в вечность. А пока все, что он знал наверняка, ограничивалось крепнущей жарой и непрекращающейся песчаной бурей.
Неожиданно завывания ветра заглушил пронзительный крик. Кратос схватился за клинки, медленно повернулся и осторожно пошел на звук. Арес мог спрятать в такой буре сотню ловушек, мог попытаться сбить спартанца с верного пути. Но Кратос понимал, что единственная надежда для него сейчас — это найти источник звука. Никакой другой подсказки его жалкая душа, бредущая сквозь бурю, не получила.
В воздухе появилась яркая точка, потом вторая, потом перед ним словно зажглось новое солнце. Кратос ускорил шаг — что бы ни ждало его впереди, хуже слепого блуждания по пустыне ничего быть не может. Приблизившись, он выяснил, что две яркие точки — это глаза статуи Афины.
— Богиня! — сказал спартанец сердито, глядя прямо в них. Он чувствовал себя отвергнутым, а она была последней из олимпийцев, кто использовал его, а затем бросил. — Зачем ты отправила меня сюда?
— Кратос, — заговорила статуя, — предстоящий тебе путь опасен, но ты должен его одолеть, если надеешься спасти Афины.
— Жрица говорила о ящике Пандоры. Так, значит, это не сказки?
— Ящик существует. И это самое могущественное оружие, доступное смертному.
— С ним я смогу победить Ареса?
— С ящиком многое становится возможным. И поэтому он надежно спрятан в самом сердце
На миг в песчаной пелене образовался просвет, и Кратос увидел горизонт. Но потом все снова стало как прежде.
— Существует безопасный путь через смертоносные пески, но пройти по нему может лишь тот, кто слышит пение сирен, потому что только сирены приведут тебя к титану Кроносу. Зевс обрек его на вечные скитания по пустыне с храмом Пандоры на спине — муки эти не кончатся, пока песчаные вихри не сорвут с его костей последнюю плоть.
— Как его найти?
— Следуй за пением сирен, Кратос. Твой путь начинается здесь. Молись, чтобы он привел тебя обратно в Афины, с ящиком Пандоры. Помни: всегда стремись к вершине, ибо внизу ждет смерть. Без ящика отсюда не выйти.
— Как противостоять пению сирен? — спросил Кратос, но статуя не ответила.
Подойдя ближе, он увидел, что ее глаза снова превратились в безликий мрамор. Дух богини покинул статую, покинул и его.
Спартанец подавил нарастающий гнев. Намеки, одни намеки.
Кратос стиснул зубы и побрел дальше. Смертным не дано знать причины божественных деяний. Как часто он слышал подобное от матери, пока в семь лет его не разлучили с ней! И всегда считал, что это значит одно: замолчи и делай, что тебе велят!
Через несколько шагов спартанец заметил, что статуя изменилась: теперь ее правая рука была поднята и указывала направление. Он повернул в ту сторону и вновь услышал слабый крик. Ветер дул прямо в лицо, и Кратос немного выпрямился. Он знал: это пение пустынных сирен.
По своему обыкновению, Афина отправила его в путь, даже не намекнув, как справиться с препятствиями, и Кратос решил, что она верит в его способность самостоятельно разобраться с сиренами. А если не хватит ума, то он всегда может положиться на свой свирепый нрав и клинки Хаоса.
Одиссей когда-то залил своей команде уши воском, а себя приказал привязать к мачте корабля. Кратосу же было нечем защититься от неумолчных чарующих звуков. Даже на таком расстоянии его сердце билось чаще, откликаясь на зов сирен. Если он поддастся, то достанется им на обед.
Он пытался хлопать руками по ушам, чтобы заглушить блазнящее пение, но это не помогало. Кратос с удивлением обнаружил, что идет быстрее, буквально рвется через песчаную бурю к этим существам, хочет встречи с ними так, как не хотел ничего в жизни.
Тяжелые взмахи крыльев заставили его посмотреть вверх. Сквозь облака пыли он увидел гарпию, которая держала в когтях чей-то труп. Повернув, она исчезла из виду, но Кратос понял, что тварь песет добычу сиренам.
Однажды, на поле боя невдалеке от Спарты, ему пришлось иметь дело с двумя сиренами. Тогда, увидев, как они вцепились в погибшего воина и пируют, жадно пожирая человеческое мясо и размазывая по себе кровь, он приказал своим людям напичкать их стрелами. Этот приказ стоил Кратосу жизни трех первоклассных лучников: предсмертные крики чудовищ были так пронзительны, что у воинов взорвались головы. В отместку спартанец распорядился искрошить трупы сирен на такие мелкие кусочки, чтобы даже вороны от них отворачивались, и рассеять по ветру, обрекая их души на вечные скитания по земле.