Бог Ярости
Шрифт:
— Почему я до сих пор с ней — не твое дело. Я — не твое гребаное дело, Николай. То, что случилось той ночью, произошло потому, что я был пьян. Ты сказал, что я могу винить тебя, так что именно это я и делаю, и говорю тебе оставить меня в покое.
— Но я не хочу.
— Ты чертов мазохист?
— Обычно нет. На самом деле, некоторые могут сказать, что я полная противоположность, но я готов ждать, пока ты одумаешься.
— Ты слышал хоть слово из того, что я сказал? Я не хочу иметь с тобой ничего общего, черт возьми.
—
Он смотрит на меня снизу внизу вверх и в его кораллово-голубых глазах столько жара, но он не отталкивает меня.
Вообще нет.
Брэн мог бы наброситься на меня, но от одного моего присутствия у него перехватывает дыхание. Его грудь вздымается и опускается в быстром ритме.
Должно быть, именно поэтому он старался сохранять дистанцию между нами, когда мы бегали. Он знал, что если я подойду ближе, то для него все будет кончено.
Поэтому я прижимаюсь грудью к его груди. Твердые мышцы прилипают к моим, и стук его сердца смешивается с моим собственным.
Какого черта этот человек делает со мной?
Почему я не могу оторваться от него? У него кровь ведьмы? Он что, состоит из гребаных наркотиков?
— Ты — гребаный кошмар, — бормочет он, его горло дергается под моими пальцами.
— Твой кошмар.
— Я ненавижу тебя.
— Неправда.
— Ты чертов псих.
— Из-за тебя, — шепчу я ему в губы и впиваюсь в них с гортанным стоном.
Он не отстраняется. Не отворачивает лицо и не делает вид, что ему неприятно такое внимание.
На самом деле все происходит с точностью до наоборот.
Его ресницы трепещут по щекам, когда он стонет, и я поглощаю этот звук полностью. Съедаю его до дна.
Проглатываю его целиком, но больше всего я причиняю ему боль. Зубы стукаются, языки борются, а губы сталкиваются.
Господи-блять-твою-мать.
Я фантазировал о его вкусе с прошлой недели. Каждое утро, день и вечер. Каждую чертову секунду каждого гребаного дня, все, чего я хотел, — это снова ощутить его вкус.
Но я не хотел пугать его или заставлять убегать. Впрочем, сейчас мне абсолютно наплевать на такую возможность.
Я впитываю его целиком, исследую, пирую, абсолютно утопая в его гребаном рту.
У него вкус меда, мяты и ебаной зависимости.
Я провожу языком по его губам и получаю в награду его напряженные соски. Цветок лотоса целует меня так же остервенело, как и я его, а пальцы задирают нижнюю часть моей футболки, чтобы прижать меня к его обнаженному торсу.
Я зажимаю его нижнюю губу между зубами и покусываю кожу, пока он не начинает хныкать, вздрагивать и чертовски трястись рядом со мной.
Дай мне еще.
Еще.
Блять, еще.
Я упираюсь своей бешеной эрекцией в его шорты, и, конечно же, он твердый.
Из-за
Снова.
Привет, Сатана. Это рай в аду? Потому что я мог бы остаться здесь навсегда.
— Ты так чертовски возбужден для того, кто утверждает, что не хочет иметь со мной ничего общего, — говорю я ему в красные, припухшие губы. — Ты и сейчас не пьян.
— Прекрати прикасаться ко мне… — выдыхает он, даже когда его рот, кажется, преследует мой. — Я бы так поступил с любым. Это называется физической реакцией.
Этот гребаный мудак. Клянусь, он сам напрашивается на то, чтобы его ударили.
Я скольжу языком по его шее и сильно кусаю его адамово яблоко, а потом так же сильно сосу, возвращая ему засос, который он прятал целую неделю.
— Прекрати… — он ворчит, упираясь локтем мне в грудь.
Только он не прикладывает к этому никакой силы.
А я не прекращаю.
И определенно не слушаю его.
Я прокладываю дорожку из укусов до того места, где его плечо соединяется с шеей, ключицей и грудью, а затем задеваю зубами его соски.
Он издает самый эротичный стон, который я когда-либо слышал, и я засовываю два пальца ему в рот, а затем провожу ими по его языку.
Мне нужно, чтобы он перестал болтать и портить каждый момент своим чертовым ртом.
Мой язык кружится вокруг его светло-коричневого ареола, затем я прокатываю сосок между зубами, посасывая и покусывая, пока не слышу только приглушенные звуки, вырывающиеся из его набитого рта.
— Тебе ведь это нравится, не так ли? — я перехожу к другому соску, посасывая кожу вокруг него, оставляя огромный засос, прежде чем прикусить маленький бутон. — Ты выглядишь идеально с моими метками. Мое собственное произведение гребаного искусства.
Одна его рука лежит на моем плече, отталкивая, но другая — в моих волосах, притягивая ближе.
Он — гребаная головоломка, мой цветок лотоса, и мне не терпится разбить его на гребаные кусочки.
Его тело отстраняется от меня, но язык продолжает кружиться вокруг моих пальцев, а зубы впиваются в него, когда я покусываю его сосок.
Я слишком пьян от него и его вкуса. Слишком зависим от того, насколько он отзывчив.
Я не могу насытиться.
Не после одного, двух, или тысячи покусываний. Я хочу повалить его на землю и как следует попировать. Хочу наблюдать, как он вздрагивает, хнычет и стонет, когда я целую каждый сантиметр его великолепной кожи.
Сомневаюсь, что он будет в восторге от этой идеи, так что я возьму все, что смогу.
Мой рот оставляет укусы и следы по всей его груди, прежде чем я скольжу языком к его челюсти.
— Ты на вкус как моя новая любимая зависимость, малыш.
— Мммфф… ммм… умф… — хнычет он в ответ с моими пальцами во рту, и я убираю их, а затем облизываю, застонав от его вкуса.
Он наблюдает за мной темными глазами, его брови опущены, грудь поднимается и опускается в безумном ритме.
Но потом он открывает свой чертов гребаный рот.