Бог жесток
Шрифт:
— Вы вот из милиции и разберитесь, — обратилась ко мне самая сухонькая и бойкая старушонка. — Никакой управы на этих шоферюг нет!
При обыске у Вальки она добровольно вызвалась быть понятой и теперь принимала меня за сотрудника. Я с готовностью пообещал, что все проблемы жильцов будут решены в рекордно короткие сроки, однако слушали меня с недоверием. А возвращаться вновь к разговору о недавней трагедии им не хотелось, в ней и так все было ясно.
Покойный, Николай Иванович Мишуков, прожил в этом доме всю жизнь и не заслужил ни одного дурного слова в свой адрес. Ну, выпивал бывало, в милицию за дебоши попадал, по женской части был слаб, и то, когда в один год жену с дочерью
Занятно, но вовсе не моральный облик девушки, а зависть к ее «легким» деньгам стала основной причиной негодования старух. Они дружно возмутились, узнав, что Валька может быть признана невиновной и отпущена на все четыре стороны. С этой минуты они узрели во мне ее сообщника и своего личного врага. Доказывать свою невиновность я не посчитал нужным и спешно ретировался.
Грязно-желтый корпус детдома виднелся сквозь переплетение оголившихся ветвей, как через прутья тюремной решетки. А я ощущал себя в шкуре убийцы, возвращающегося на место преступления.
Мне понравилась эта массивная, обитая мягкой красной кожей дверь. Не могла не понравиться и табличка на ней.
Заведующая по воспитательной работе
ГРИНЕВСКАЯ ЖАННА ОЛЕГОВНА
Звучало солидно. Внушало определенное уважение. «Если кто-то и обладает здесь информацией в полном объеме, то только она», — подумалось мне. Оповестив о своем появлении стуком, я приоткрыл дверь. Высокая стройная женщина поднялась из-за стола и вышла мне навстречу.
— Вы из милиции? — осведомилась она холодно.
— А вы ее не жалуете? — сорвалось у меня с языка.
— Извините, но ваш юмор здесь неуместен. Если вы пришли в связи… — Я уловил, как стиснулись ее кулачки и покрытые красным лаком ноготки вонзились в ладони. — Проходите, присаживайтесь, и сразу перейдем к делу.
Не подчиниться ей было сложно. Я пересек кабинет, занял строгое офисное кресло, но с делом медлил, ведь мне предстояло войти в контакт не с бездушным манекеном, а с женщиной. И здесь было на что посмотреть.
Густые каштановые волосы, точно конская грива, тяжело падали ей на плечи, на ухоженных руках поблескивали браслеты и кольца. Чертам ее лица не хватало мягкости, но ее полные губы и фиалковые глаза в другой ситуации
— Я представляю интересы человека, которого обвиняют в убийстве вашего сторожа, — напрямик сказал я.
На женщину мое сообщение почти не подействовало.
— Вы адвокат?
— Частный детектив. — Я поспешил протянуть свою лицензию.
Она не торопилась брать ее и тем самым поставила меня в глупое положение: я застыл перед женщиной с протянутой рукой.
— Вы действуете через агентство? — со знанием дела спросила она.
— Сам по себе. Хотя есть люди, к которым можно обратиться за рекомендациями.
— Будьте добры их контактные телефоны, — отстегнула Жанна Гриневская.
И пока она созванивалась с моими бывшими коллегами, начальниками и наиболее солидными клиентами, я обозревал кабинет. Претерпевший евроремонт, напичканный дорогой офисной мебелью и оргтехникой, он казался нереальным, как и сама Жанна Гриневская. В какой-то момент у меня мелькнула шальная мысль, что, будь в моем распоряжении такая же приемная, я бы вряд ли имел в клиентках уличную проститутку Вальку Гуляеву, носил джинсы и кожаные куртки вместо цивильных костюмов и расслаблялся при помощи бутылки водки.
Наконец женщина закончила разговаривать по телефону, но бесстрастное выражение ее лица не давало мне понять, устраивает ли ее моя компетентность.
— Кого обвиняют в убийстве Мишукова? — спросила она.
— Его внучку, — коротко ответил я.
Следующая фраза Жанны Гриневской была столь неожиданной, что мне показалось, я ослышался.
— Какая мерзость, — произнесла она. Маска безучастности улетучилась, и лицо женщины стало почти некрасивым, словно слова мои обожгли ее, доставив физическую и душевную боль. — Как дико, когда такие вещи происходят в семье, среди самых близких родственников. Я совсем не знала внучку Мишукова, но слышала, что у них были какие-то конфликты.
— Отцов и детей, точнее, дедов и внуков, — довольно мягко пояснил я. — В последнем случае найти общий язык еще труднее.
Не спеша она достала сигареты и закурила.
— Насколько я поняла, — говорила женщина задумчиво, — у вашей клиентки был мотив для совершения убийства, была возможность, а потом обнаружились и улики против нее. Тем не менее она нанимает частного детектива, чтобы доказать свою невиновность. Но неужели вы, взявшись за дело, были не в курсе, что в нем не все так гладко?
Я пожал плечами.
— С клиенткой я общался крайне мало, — ответил я. — А прочими сведениями милиция со мной не делилась.
О найденном в кухонном столе окровавленном ноже я предпочитал не думать. Слишком прямой, серьезной, убийственной была эта улика. Подбросили? Но с какой целью? Кому была выгодна смерть тщедушного старикашки, кроме как родной внучке?
— Все дело в том, что в ту самую ночь из детдома исчез ребенок, — сказала Жанна Гриневская. — Мальчик восьми лет.
— В криминальных новостях об этом не упоминалось, — припомнил я.
— Ничего удивительного, — отозвалась заведующая по воспитательной работе. — Проще думать, что он просто сбежал, воспользовавшись ситуацией. А раз так, никакого криминала нет.
— И много воспитанников бегут?
— Не скрою, такое случается, — произнесла женщина. — У нас много проблемных детей. Проблемных и очень несчастных, — добавила она уже не так ровно.
— Но вы не считаете, что это просто совпадение, — понял я.
— Я сомневаюсь, — сказала Жанна Гриневская. — Мальчик мог видеть убийцу сторожа. И его похитили.