Богач, бедняк... Том 1

Шоу Ирвин

– О боже! – простонал Джордах. – Голгофа!

– Грязь, одна только грязь! – визжала Мэри Джордах. – Яблоко от яблони не далеко падает. И твоя дочь – проститутка! Я видела деньги, которые она получила за свои услуги, видела в этом доме, – восемьсот долларов. Она прятала их в книге. Восемьсот долларов! Да, твои детишки назначают себе недурную цену. Теперь и я назову свою. Если тебе что-нибудь от меня понадобится – сходить в магазин или переспать с тобой, плати, милости прошу! Мы платим этой женщине внизу, вдове, тридцать долларов, но она выполняет лишь половину всей работы в доме, а ночевать уходит домой. Так вот, моя цена – тридцать долларов в неделю. Можно, конечно, поторговаться.

Только прежде верни все, мной заработанное. Тридцать долларов в неделю за двадцать лет. Я все посчитала. Выходит, ты должен мне тридцать тысяч долларов. Так что выкладывай денежки, и тогда поговорим. До этого не дождешься от меня ни слова. – Она, схватив последний узел, быстро вышла из комнаты. Двери спальни Гретхен с треском захлопнулись за ней.

Джордах покачал головой. Встал с кровати и, прихрамывая, поднялся по лестнице к Рудольфу.

Тот лежал на своей кровати, глядя в потолок.

– Думаю, ты все слышал, – сказал Джордах.

– Да-а, – протянул Рудольф.

– Прости меня, – сказал Джордах.

– Да-а, – ответил нараспев Рудольф.

– Ну, я пошел в лавку, нужно посмотреть, что там творится.

Джордах повернулся, чтобы уйти.

– Сегодня ночью я приду в пекарню, помогу тебе, – сказал Рудольф.

– Нет, лучше поспи, – угрюмо ответил Джордах. – Мне ты там, внизу, не нужен. – И он вышел из его комнаты.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

I

В подвале Уэстермана горел тусклый свет. Подвал стал постоянным прибежищем для приглашенных на вечеринки. И сегодня вечеринка там была в полном разгаре – около двадцати девушек и парней принимали в ней участие. Одни танцевали, другие обнимались и целовались по темным углам, третьи слушали пластинку Бенни Гудмана, исполнявшего «Бумажную куклу».

Джаз-банд «Пятеро с реки» там больше не репетировал, так как из армии вернулись многие ребята, и они, организовав свою группу, перехватывали у Рудольфа и его друзей большинство заказов. Он не винил заказчиков за то, что они предпочитали другой оркестр. Это их дело. Музыканты в новой группе были намного старше их и играли куда лучше.

Алекс Дейли, крепко прижав к себе Лайлу Белкэмп, танцевал с ней посреди подвала. Они всем объявили о своем решении пожениться после окончания школы в июне. Алексу было девятнадцать, и особыми успехами в школе он не блистал. Лайла – приятная, симпатичная девушка, чуть сентиментальна и глуповата, но все равно – в полном порядке. Интересно, подумал Рудольф, была ли его мать в девятнадцать лет похожа на Лайлу? Жалко, что у него нет записи той жуткой беседы матери с отцом, после возвращения того из Элизиума; прокрутить бы пленку специально для Алекса. Эту запись следовало бы давать прослушать всем потенциальным женихам. Может, это отобьет у них охоту нестись на всех парах в церковь, к алтарю.

Руди, а у него на коленях Джулия сидели на поломанном кресле в углу. Другие девушки тоже сидели на коленях у своих парней. Но Рудольфу не нравилось, что так сделала Джулия. Ему было неприятно, что другие видят это и пытаются понять, какие чувства в данный момент он испытывает. Ведь есть вещи не для посторонних глаз. Он, например, не мог представить себе, чтобы на коленях Тедди Бойлана на глазах у посторонних сидела девушка. Тедди этого наверняка не допускал в любом возрасте. Но он не хотел говорить об этом Джулии. Стоит ему только намекнуть о своих мыслях, как она тут же взорвется.

Джулия осыпала его поцелуями. Он уклончиво отвечал ей тем же. Он целовал ее, но ему хотелось, чтобы она поскорее отсюда ушла.

Джулия подала заявление в

университет Барнарда и была уверена, что осенью непременно поступит. Она хорошо училась в школе по всем предметам. Она предложила Рудольфу поступить в Колумбийский университет, чтобы быть рядом, в Нью-Йорке. Рудольф сказал, что собирается попытать счастья либо в Гарварде, либо в Йеле. Так он дал понять Джулии, что не будет поступать в университет.

Джулия, свернувшись калачиком, сильнее прижалась к нему. Ее головка лежала у него на груди, прямо под подбородком. Глядя поверх нее, он изучал других участников вечеринки. Скорее всего, он единственный девственник из всех ребят в этом подвале. Он знал наверняка о Бадди Уэстрмане, Дейли и Кесслере и большинстве других, но, может, один-два солгали, когда возникал щекотливый вопрос об этом. Только этим он и отличался от всех других. Интересно, пригласили бы они его на вечеринку, если бы им было известно, что его отец убил двух человек, что брат побывал в тюрьме за изнасилование, что сестра беременна (она сама написала ему об этом, чтобы он потом не сильно удивлялся), что она живет с женатым мужчиной, что его мать потребовала от отца тридцать тысяч долларов за то, чтобы позволить ему лечь с ней в постель.

У этих Джордахов было что-то свое, особенное. В этом никто не сомневался.

К нему подошел Бадди Уэстерман.

– Там, наверху, – пунш, бутерброды, пирожные.

– Спасибо, Бадди, – ответил Рудольф. – Нам ничего не нужно. – Он не хотел отпускать Джулию с колен.

Бадди пошел дальше, предлагая угощение другим парам. У него все было в порядке. Он собирался поступать в Корнуэльский университет, потом в юридическую школу, и в этом не было ничего удивительного, ведь у его отца была солидная адвокатская практика в городе. К нему подходили музыканты из новой джаз-группы, предлагали поиграть с ними на контрабасе, но он, храня рыцарскую верность группе «Пятеро с реки», отказался. Рудольф знал, что его «верность» протянет максимум недели три: Бадди – прирожденный музыкант и сразу по достоинству оценил новый оркестр. «Эти парни умеют играть хорошую музыку», – сказал он тогда. Трудно поверить, что он долго продержится, тем более что их джаз-группа теперь получала не больше одного приглашения в месяц.

Глядя на этих парней, Рудольф все больше убеждался, что у каждого есть определенные планы, куда будет поступать. У отца Кесслера – аптека, и после окончания колледжа он поступит в фармацевтическую школу, чтобы унаследовать от старика его бизнес. Отец Смаретта занимался торговлей недвижимости, и он собирался сначала поступать в Гарвардский университет, а потом в школу бизнеса, чтобы стать впоследствии консультантом по экономическим вопросам в фирме отца. У семьи Лоусонов – свой машиностроительный концерн, и Лоусон-младший будет изучать инженерное дело. Даже Дейли, которому, вероятно, из-за плохой успеваемости колледж не светит, поступит на службу к отцу и будет заниматься поставкой сантехники.

Перед Рудольфом открывалась только одна перспектива – пекарня его предков. Он мог, конечно, заявить: «Я собираюсь заняться торговлей зерном, пекарным бизнесом» Или: «Собираюсь поступить в немецкую армию, ведь мой отец ее питомец».

Рудольф вдруг почувствовал острый укол зависти. Как он завидовал своим друзьям! Кларнет Бенни Гудмана на пластинке звучал как серебряный ручеек, плел дивные музыкальные кружева, и Рудольф завидовал и ему. Может быть, даже сильнее, чем всем другим.

В такой вот вечер он вполне понимал тех, кто грабил банки. Нет, больше ни на какие вечеринки он не пойдет. Ему здесь не место, он здесь чужак, здесь никто, кроме него, таких эмоций не испытывает.