Богач, бедняк... Том 2
Шрифт:
– Все пройдет, – уверенно сказал Рудольф. – Это обычная подростковая ревность, больше ничего.
– Хочется надеяться. Он презирает Эванса. Называет его шарлатаном.
– А это так на самом деле?
Гретхен пожала плечами:
– Не знаю, право. Его, конечно, нельзя сравнить с Колином, но в таком случае и меня тоже нельзя сравнить…
– Не унижай себя, – мягко упрекнул ее Рудольф.
– А чем же, как не самоунижением, заняться женщине в сорок лет?
– Оставь, тебе не дашь больше тридцати, – сказал Рудольф. – И в свои тридцать ты такая красивая, такая желанная.
– Ах,
– Эванс собирается на тебе жениться?
– В Голливуде тридцатидвухлетние режиссеры, которым сопутствует успех, не женятся на сорокалетних вдовах, если только те не знамениты и не богаты или и то и другое вместе, – ответила Гретхен.
– Он тебя любит?
– Кто знает…
– А ты?
– Тот же ответ. Мне нравится с ним спать, мне нравится на него работать, я чувствую, что к нему привязана. Он не дает мне забывать, что я женщина. Мне необходимо чувствовать привязанность к мужчине, быть ему полезной, а Эванс оказался как раз таким счастливчиком. Если бы он сделал мне предложение, я бы приняла его, не раздумывая ни секунды. Но он этого не делает.
– Да, счастливые деньки, – задумчиво произнес Рудольф. – Ну, заканчивай. Нам пора. Джин ждет нас дома.
Гретхен посмотрела на свои новые часики.
– Сейчас ровно восемнадцать минут восьмого, если верить господину Картье.
Дождь все еще лил, но к входу тут же подъехало такси. Из него вышла пара. Швейцар, держа над головой Гретхен свой большой зонтик, бежал за ней к машине. Если стоишь у клуба «21», то тебе никогда и в голову не придет, что городу не хватает десяти тысяч такси.
Рудольф пропустил вперед Гретхен. Вдруг они оба услышали какие-то неистовые звуки, словно кто-то колотил одним куском металла о другой. Рудольф кинулся в гостиную, Гретхен за ним. Джин сидела на полу, посреди комнаты, широко раздвинув ноги, словно ребенок, играющий в кубики. Молотком методично, удар за ударом, она разбивала свои фотоаппараты, запасные объективы с линзами и прочее фотооборудование, теперь горой осколков возвышающееся у нее между колен. На ней были узкие брючки и грязный свитер. Немытые волосы свешивались прядями, закрывая лицо. Склонившись, она увлеченно работала молотком.
– Джин, – крикнул ошарашенный Рудольф. – Что, черт подери, ты делаешь?!
Она, вскинув голову, лукаво посмотрела на него сквозь темную завесу волос.
– Его честь господин мэр, по-видимому, хочет знать, чем занимается его красивая, молодая, богатая жена. Могу сообщить его чести господину мэру, что его красивая, молодая, богатая жена делает. Она превращает орудия труда в кучу утиля. – Она еле ворочала языком, так она была пьяна.
Рудольф выхватил у нее молоток. Она не сопротивлялась.
– Достопочтенный мэр забрал молоток у своей красивой, молодой, богатой жены, – продолжала она в том же духе. – Но ничего, моя маленькая кучка хлама! В доме есть и другие молотки. Ты постепенно будешь увеличиваться в размерах и очень скоро станешь самой прекрасной кучей утиля в мире, и его честь господин мэр превратит тебя в городской парк для жителей Уитби.
Держа молоток в руке,
– Боже, Джин, опомнись, что ты делаешь! Да здесь добра, по крайней мере, на пять тысяч долларов!
– Достопочтенной супруге мэра не нужны больше фотоаппараты, – сказала Джин. – Пусть теперь другие фотографируют меня. Пусть бедняки меня фотографируют. Талантливые, бедные люди. Опля! – Она картинно, по-балетному, развела руками. – Принеси мне побольше молоток, Руди. Дорогой, не кажется ли тебе, что нужно принести чего-нибудь выпить твоей красивой, молодой, богатой женушке?
– По-моему, тебе уже достаточно.
– Рудольф, – обратилась к нему Гретхен. – Пожалуй, я пойду. Сегодня мы не поедем в Уитби.
– Прекрасный Уитби, – подхватила Джин. – Там, где красивой, молодой, богатой жене достопочтенного мэра все любезно улыбаются, и демократы и республиканцы, где она открывает благотворительные базары и всегда появляется рядом с мужем на банкетах и политических митингах, где ей непременно нужно присутствовать в день вручения дипломов выпускникам университета, в дни торжеств, посвященных общенациональному празднику – Дню независимости, на встречах футбольных студенческих команд, при освящении новых научных лабораторий и душещипательных церемониях по случаю закладки жилых домов с теплыми туалетами для цветных.
– Прекрати, Джин! – хрипло потребовал Рудольф.
– Нет, действительно, мне лучше уйти, – сказала Гретхен. – Я тебе позвоню.
– Сестра достопочтенного мэра, к чему такая спешка? Почему ты убегаешь? – упрямо продолжала Джин. – Может, в один прекрасный день ему понадобится твой голос. Оставайся с нами, и давайте все вместе, по-семейному, выпьем. Оставайся, послушай. Это может оказаться для тебя…-Она никак не могла найти нужное слово. – Поучительным. Как стать приложением к собственному мужу всего за сотню легко усваиваемых уроков. Я собираюсь отпечатать свои визитные карточки: «Миссис Джин Джордах, бывший профессиональный фотограф, теперь придаток к мужу. Один из десяти подающих самые большие надежды придатков в Соединенных Штатах. Специальность – паразитизм и лицемерие. Организует специальные курсы на тему „Как можно стать придатком“. – Она хихикнула. – Любой настоящей голубоглазой американке гарантирован диплом».
Гретхен выбежала из комнаты в коридор. Рудольф не стал ее удерживать. Он стоял в нерешительности посреди комнаты с молотком в руках, не спуская глаз со своей захмелевшей жены.
Дверь лифта открывалась прямо в квартиру, и Гретхен пришлось в прихожей подождать лифт. Когда перед ней открылась дверь, она услышала за спиной последние, по-детски жалостливые произнесенные Джин слова: «Люди почему-то всегда забирают у меня молотки!»
Вернувшись к себе в отель «Алгонкин», она позвонила в гостиницу Эванса, но в его номере никто не отвечал. Она попросила телефонистку передать ему, что миссис Берк на уик-энд не уехала и весь вечер будет у себя в номере. Потом приняла горячую ванну, переоделась и спустилась в ресторан отеля, где поужинала.