Богачи
Шрифт:
В тот же день Хант обзвонил несколько агентств в попытке нанять прислугу. Помимо заботы о сыновьях, Ханта терзали опасения, что Джони в его отсутствие может так сильно напиться, что, не дай Бог, утонет в ванне или подожжет дом, оставив где-нибудь непотушенную сигарету. В одном месте ему пообещали подыскать пожилую женщину, которая готовила бы, прибирала и присматривала за детьми и его «больной женой». Поразмыслив немного, Хант набрал еще один номер, который знал наизусть, и пока в трубке раздавались длинные гудки, его сердце едва не выскочило из груди от волнения.
—
— Глория, это Хант Келлерман. Могу я поговорить с Тиффани?
— Ее нет, мистер Келлерман.
— А когда она будет?
— Она уехала, сэр, и не скоро вернется… месяца через четыре.
— Через четыре месяца! А куда она уехала?
— Понятия не имею. Путешествовать. Но она звонит мне время от времени, чтобы узнать, все ли в порядке.
— Она уехала в Европу?
— Нет. Она разъезжает по Штатам. Ей необходимо отдохнуть после работы над шоу.
— И все же, когда Тиффани вернется?
— Один Бог ведает. Но думаю, что не скоро.
— А откуда она звонила в последний раз? — допытывался Хант, ловя себя на том, что действует, как сотрудник ФБР.
— Не знаю. — Глория строго следовала наказу хозяйки и не поддавалась на ухищрения Ханта.
— Я понял, что она неважно себя чувствовала. Это так?
— Да нет, ничего особенного. Обычное переутомление. Она плохо спала и ела в последнее время. Передать ей что-нибудь, когда она в следующий раз позвонит?
— Нет, Глория, спасибо. До свидания, приятно было тебя услышать.
Хант задумчиво опустил трубку на рычаг. Интересно, утихнет ли в его душе когда-нибудь тоска по Тиффани, или ему суждено жить с ней до конца дней?
Перкинс встретил Гарри в холле с серебряным подносом, на котором лежал белый конверт. На его чуть побледневшем от беспокойства лице блуждала смущенная улыбка.
— Ее светлость просила вам передать. — Он почтительно склонил голову, чтобы скрыть невольно промелькнувшее в глазах любопытство.
— Вот как? — Гарри удивился и достал из конверта лист гербовой бумаги, исписанный ровным почерком жены.
«Прости меня, любимый, но я вынуждена настоять на своем. Я хочу, чтобы мой ребенок родился в Штатах. Сегодня утром я вылетела в Нью-Йорк. Вот увидишь, все будет в порядке. Я не хотела тебе говорить, но у Закери возникли серьезные проблемы, и родителям нужна моя помощь. Не волнуйся, береги себя. Я позвоню сразу как только доберусь. Целую, Морган».
Гарри вошел в кабинет, сел в кресло и еще раз перечитал записку. Сбежала! Чувство горькой обиды охватило его. Как она могла вот так — тайком собрать чемоданы и уехать! О Морган, Морган! Откуда в ней столько упрямства и своеволия? Ведь он любит ее и готов сделать все для ее счастья! Если бы она уехала рожать в Шотландию, это было бы лучше для всех. Почему же она не послушалась его? Гарри уныло уставился в окно, размышляя над тем, как убедить ее вернуться пока не поздно. Он мог бы полететь следом за ней, но в галерее много работы, и бросать Джона одного накануне открытия выставки просто бесчеловечно.
— Желаете что-нибудь, ваша светлость? — осторожно
— Виски с содовой, — ответил Гарри и в третий раз погрузился в чтение записки.
Перкинс выполнил приказание, но не ушел, а тихонько кашлянув, позволил себе прервать молчание хозяина:
— Прошу прощения, но ее светлость просила напомнить вам, что на сегодняшний обед приглашены гости. Прикажете накрывать?
Гарри вскинул на Перкинса глаза, с трудом осознавая смысл его слов.
— Что? Гости? О Господи, только этого не хватало! А кто именно приглашен?
— Я не в курсе, ваша светлость. Но миссис Перкинс уже все приготовила и сказала мне, что гости приглашены к восьми. А сейчас… — он достал из жилетного кармана часы и взглянул на них, — …почти семь часов.
— Ну что ж, Перкинс, раз так, начинайте накрывать на стол.
Перкинс вздохнул с облегчением. Уж лучше весь вечер смотреть на постные лица Фалькландов и Уайтов, чем быть свидетелем того, как миссис Перкинс в ярости разнесет всю кухню на кусочки.
В тот самый момент, когда Хант говорил с Глорией по телефону, самолет, на котором летела Морган, приземлился в аэропорту Кеннеди. Морган привыкла к торжественным встречам, лимузину у подъезда, цветам и вспышкам фотоаппаратов. На этот раз о ее приезде знала только Тиффани. Морган пришлось надеть черные очки и надвинуть шляпу на лоб, чтобы незаметно проскользнуть мимо услужливых работников аэропорта, не привлекая к себе внимания. Она пробралась к стоянке такси, взяла машину и велела отвезти себя в отель «Алгонкин».
Морган смотрела из такси на дома и спешащих по своим делам людей с ощущением путешественника, вернувшегося на родину после долгой отлучки. Все вокруг казалось ей знакомым и близким, а вместе с тем несколько странным и чуть-чуть чужим. Машина медленно пробиралась к сердцу Манхэттена, постоянно застревая в пробках, затем промчалась по Пятьдесят седьмой улице и Пятой авеню, минуя ряды фешенебельных магазинов, и наконец затормозила возле отеля на 44-й улице. Через минуту Морган уже стояла на тротуаре, вдыхая запахи родного города и щурясь от отраженного в стеклянных стенах небоскребов солнца. Она вдруг обрадовалась тому, что снова оказалась дома.
Заперев за собой дверь номера, Морган первым делом разделась и избавилась от смертельно надоевшей подушки под платьем. Только теперь она почувствовала себя по-настоящему свободной и счастливой. Ее прибытие в Нью-Йорк инкогнито, втайне даже от родителей, заключало особую прелесть. Морган наслаждалась тем, что не надо притворяться и можно быть самой собой.
Как прекрасно ходить по комнате обнаженной, не опасаясь, что тебя увидят! Как приятно положить руку на плоский живот и ощутить его упругость! Нет, беременность ей явно не к лицу! Морган заказала в номер шампанское, икру и дюжину устриц. К тому моменту, когда ленч подали, она уже приняла душ и нежилась на кровати в пеньюаре, уставившись в телевизор. Господи, она уже и не помнила, когда в последний раз так беззаботно проводила время!