Богам – божье, людям – людское
Шрифт:
– И что? Рассказал? – Анисим живо заинтересовался историей Осьмы, даже рот слегка приоткрыл.
– А то сидел бы я тут с вами! – Осьма поскреб ногтями грудь и снова начал выбирать что-то из волос. – Потерпел сперва, сколько смог, а потом рассказал все… почти. А еще взялся место для засады указать – что хочешь готов был сделать, лишь бы от того дерева отвязаться, мураши-то уже до самого… этого самого добрались…
– Неужто отгрызли?! – в притворном ужасе воскликнул Алексей.
– Тьфу на тебя! Сам бы попробовал! – Осьма и вправду сплюнул, но не на Алексея, а в сторону. – Отгрызли… да от одного только ползанья волосы дыбом поднимаются…
– О! То-то ты мохнатым тогда сделался! – не унимался Алексей. – Тати-то не испугались?
– Не любо – не слушай! – обиделся Осьма. – Сам рассказать просил…
– Ладно, не обижайся! Это я так – чтоб веселее, а то такие ужасы вещаешь, даже у меня все зачесалось. Чего дальше-то было?
– Чтоб веселее, чтоб веселее… мне тогда сильно весело было, тудыть тебя…
– Что дальше-то было? – Анисим махнул рукой на Алексея. – Не мешай, Леха!
– Дальше привел я татей на нужное место. Караван тоже пришел вовремя, тати его остановили, к возам кинулись…
– Ну и?
– Я же говорю: рассказал татям все, но ПОЧТИ. А «почти» было то, что вместо товара в возах дружинники князя Юрия Владимировича оказались. Жаль, главарь смерть легкую принял – от меча – так уж мне хотелось его к тому дереву привязать… не довелось. А я с тех пор, как почувствую, что по мне ползает кто-то… аж корежит всего. Вот так-то, други любезные.
Помолчали. Каждый по-своему осмысливал услышанное. Анисим задумчиво уставился на тлеющие гнилушки дымокура, Алексей испытующе поглядывал на купца, вдруг представившегося ему в несколько ином свете, а Осьма, нахмурившись, почесывался и отгонял дым от лица. Первым нарушил молчание Алексей:
– Получается, тебя не просто так на постоялом дворе по затылку тюкнули – сам подставился. Пьяным притворялся, язык распускал… так?
– Ну… где-то так…
– Тебя ж убить могли! – «прозрел», наконец, Анисим. – Самому себя на пытки отдать… да как же ты согласился-то?
– Надо было! От тех татей столько народу сгинуло… не зря же у них вожак умственным был… не изловить было иначе. Пробовали по-всякому – не выходило никак. А вожак, слышь, Леха, из боярской семьи был – отец его по молодости из дому выгнал и проклял. За что, не знаю, но, видать, за дело. Это тебе к нашему разговору о боярах.
– А тебе, Осьма, к нашему разговору о князьях… да за такое озолотить мало, а ты в бегах! Вот она, княжья милость да справедливость! Что Юрий Суздальский, что Ярополк Переяславский… хрен редьки не слаще. Все одинаковые!
– Ну, не скажи, Леш, не скажи… меня за то дело Юрий Владимирович… не обидел, в общем. И потом… приблизил, совета спрашивал. И князья не все одинаковы. Князь Юрий [55] в Украине Залесской прочно обустраивается: татей изводит – пути безопасными делает, новые городки закладывает, народцы тамошние – мерю, буртасов и прочих – приструнивает. Он и стол-то в Суздаль перенес, чует мое сердце, чтобы поближе к буртасскому Бряхимову городку быть – больно место для торговли удачное [56] . И сведения о сопредельных землях собирает, я для него в каждый большой караван своих людишек… м-да. Разные князья, Леха, разные. А что в бегах, то это… иное дело и иной разговор.
55
Еще раз напомню: речь идет о Юрии Долгоруком.
56
Бряхимов (Ибрагимов) городок –
– А что за дело-то? – жадно спросил Анисим.
– Знаешь, Осьма, а чесотку-то твою вылечить можно. – Алексей мгновенно нашел способ увести разговор от скользкой темы. – Она же у тебя не телесная, а… гм, умственная – след того страха, который тебе перенести довелось. Наверняка волхва с этим справиться способна. Саввушку-то моего она тоже от пережитого страха лечить взялась.
– Нет уж, перетерплю как-нибудь. Не каждый же день в лесу телешом сидеть приходится, а зимой так и вовсе благодать. – Осьма замахал руками на собирающегося что-то сказать Алексея. – И с дитем напуганным меня не равняй, я сам кого хочешь напугать могу… ежели для дела понадобится.
– Ну, как знаешь…
– Так ты княжьим ближником был? – все не мог угомониться Анисим. – А чего ж тогда…
– Да, сурово это с муравейником-то, – опять перебил Алексей. – У меня вот тоже одного половцы поймали. Привязали к коню и погнали вскачь, так и волочился по земле, пока мясо с костей не соскоблилось.
– Половцы вроде по-другому казнят, – удивился Осьма. – Глаза выкалывают и бросают посреди степи.
– Это они своих так, кто сильно провинится, – вроде бы и не убивают, но все равно смерть. А с чужими – кто во что горазд. Мы тоже, бывало, развлекались… Были у меня два любителя – братья родные – такое вытворяли… потом их свои же кончили, не стерпели, хотя народец у меня вовсе не нежный был, да и не умственный тоже. Но всему же предел должен быть. Так что, если бы ты того татя к муравейнику привязал – поделом, пусть бы сам попробовал.
– Леха, а ты, значит, с волхвой знакомство свел? – Анисим наконец-то отцепился от Осьмы. – Слушай, а меня к ней сводить можешь?
– Д-дурак… – вполголоса пробормотал Осьма.
– Смотря зачем, – ответил Анисиму Алексей. – Если ты на нее только как на диковинку попялиться желаешь…
– Нет-нет-нет! – замахал руками Анисим. – Что ты! Дело у меня к ней, я давно собирался, да неловко как-то самому, а ты с ней знаком, ну и…
– А Настена-то не может тебе помочь? Говорят, что она не слабее…
– Да ну ее… – Анисим досадливо поморщился. – Надсмеялась да прогнала… заноза. Взять бы ее да вместе с дочкой…
– Во-во! Ты это Михайле расскажи, особенно про дочку! – неожиданно развеселился Осьма. – Он тебе кроме тех восьми отверстий, что Господь Бог в человеках проделать изволил, девятое проковыряет. Болтом самострельным! И место хорошее подберет, не сомневайся, он парень умственный, как раз такой, каких ты любишь!
– Врешь, Осьмуха, у баб дырок больше! – подключился в тон купцу Алексей.
– Ага! Я же и говорю: место хорошее подберет! И станешь ты, Анисим, бабой. – Осьма мечтательно прикрыл глаза. – Сиськи вырастут, борода облезет… И к волхве ходить не надо, Михайла сам управится!
Анисим обиженно насупился и молча уставился себе под ноги.
– Ну вот, надулся, тудыть тебя! – Осьма пихнул Анисима в бок. – Будет тебе, шуток не понимаешь?
– Шуточки вам… а у меня жизнь вся наперекосяк идет!
– Что, так плохо? – участливо поинтересовался Осьма. – Болезнь какая-то?