Богам – божье, людям – людское
Шрифт:
Для услуг были оставлены два брата-близнеца из десятка Якова, Елисей и Елизар, кудрявые, золотоволосые юнцы, прямо-таки неприлично-ангельской внешности, которую не портили даже признаки периода полового созревания – на задуманный Мишкой спектакль должна была работать любая мелочь, даже внешность отроков.
Мишка в очередной раз нетерпеливо глянул на дверь – гонец к деду был уже отправлен, и времени для проведения «мероприятия» оставалось мало. Словно отзываясь на его нетерпение, дверь отворилась, и в горницу просунулся то ли Елисей, то ли Елизар (различать их умели, наверно, только родители).
– Господин сотник, привели!
– Зайди-ка! – Мишка подождал, когда
– Сколько?
– Трое, один из Хуторов, еще двое из лесных селищ… Ну и этот тоже.
Мишка кивнул. «Этот тоже» был погостным писарем, которого ратник Дорофей поименовал изящным прозванием Буська Грызло.
– Так, слушай внимательно. Узнай имена всех троих и названия их селищ. Пригласишь войти с честью: поклонишься и пропустишь впереди себя.
– Да понимаю я вежество… – попытался прервать инструктаж то ли Елисей, то ли Елизар.
– Не перебивай! – негромко прикрикнул на него Мишка. – Когда войдете, назовешь им сначала меня, потом Дорофея и только потом их: честной муж такой-то, оттуда-то. Обносить за столом будешь по старшинству – сначала их, потом Дорофея, потом кувшин поставишь, а потом уже мне нальешь. Так же и с едой. Понял?
– Но ты же сотник, а они…
– Для них я не сотник, а старших уважать надо! Брату скажи, чтобы так же делал, и в разговор не встревать ни под каким видом!
– Да что ж я, не понимаю?!
– Исполнять!
– Слушаюсь, господин сотник!
Как только утряслись дела на боярском подворье, Мишка велел Якову отправляться вместе с Дорофеем выпустить запертых в амбарах пленников и привести к нему по одному человеку от каждого селища. Вместо двоих, против Мишкиного ожидания (ведь отрядов ляшских было два), привели троих, видимо, Хутора были захвачены еще до Княжьего погоста.
Вид у пленников был весьма потрепанным, если не сказать больше. У одного голова перевязана тряпкой с проступившим кровавым пятном, другой, тощий и длинный как жердь, сильно хромал, у третьего испятнанная кровью рубаха была разодрана от ворота почти до подола, а кисть левой руки сильно опухла. Все нечесаны, перепачканы и явно не понимали смысла происходящего. Всем было, судя по виду, за сорок (Мишка велел выбрать мужей посолиднее, а стариков в плен, как известно, не берут), и все трое выглядели сущими бродягами на фоне Дорофея, неизвестно когда умудрившегося сменить доспех на ярко расшитую рубаху из беленого полотна.
Один из освобожденных пленников, тот, что с перевязанной головой, поднял руку для крестного знамения, замер, не обнаружив в красном углу иконы, но все-таки перекрестился, двое других пошарили глазами по горнице, щурясь на горящие свечи, и вопросительно уставились на поднявшегося из-за стола мальчишку в доспехе.
Мишка, прошелестев бармицей, уложил шлем на сгиб левой руки и отвесил вошедшим церемонный поклон, получив в ответ кивки головой (большего мальчишке не положено), требовательно глянул на Елисея (или все-таки на Елизара?). Тот, указав на Мишку протянутой рукой, оттарабанил:
– Сотник младшей дружины воеводы Погорынского боярич Михаил из Михайлова городка!
Мишка снова поклонился, но уже в полпоклона, а в ответ получил удивленно-заинтересованные взгляды.
– Ратник Дорофей из Княжьего погоста!
Это представление особого интереса не вызвало, возможно, Дорофея знали и раньше.
– Честной муж Прокопий из Хуторов!
«Понятно: откуда же еще быть христианину, не из лесного же селища?»
– Честной муж Брезг [38]
38
Брезг – рассвет (ст. – слав.).
39
Шеломань – холм (ст. – слав.).
«Интересно: если есть Малая Шеломань, то, может быть, имеется и Большая?»
– Честной муж Треска [40] из Уньцева Увоза [41] !
«Вот уж точно Треска – тощий, длинный…»
Мишка, соблюдая «политес», пригласил пленников и Дорофея за стол, сам сел хоть и во главе стола, но после всех. Елисей, строго соблюдая Мишкину инструкцию, налил в чарки мед… и тут все-таки обнаружилось упущение: Треска попросил воды, а ее-то в горнице и не оказалось. Братья Елисей и Елизар на секунду растерялись, потом один бросился прочь из горницы, а второй вопросительно уставился на своего сотника.
40
Треска – жердь, кол (ст. – слав.).
41
Уньць – олень, увоз – длинный спуск или подъем (ст. – слав.).
– Может быть, квасу? – вежливо осведомился Мишка.
– Не-а! – Треска отрицательно повертел головой. – Не умеют тут настоящий квас делать!
«Туды тебя, не успел освободиться, уже капризничаешь! Стоп, сэр Майкл! Все верно! Если мальчишка уселся во главе стола, да еще сотником величается, его хоть как-то на место надо поставить, хотя бы и капризами».
Когда пленники поочередно напились из принесенного ковша, Мишка, памятуя, что разговор о деле сразу начинать нельзя, сделал широкий жест над столом и вежливым тоном предложил:
– Угощайтесь, уважаемые, погреба боярские обширны, ляхи все выгрести не успели.
Не удостоив Мишку даже взглядом, мужики приняли по чарке и потянулись к закуске, сотнику младшей дружины пришлось оставить свою чарку нетронутой – всем своим видом взрослые, присутствующие за столом, показали, что его присоединиться к возлиянию не приглашают.
– И откуда только этих ляхов принесло? – Прокопий тяжко вздохнул. – Свалились, как снег на голову. Это ж дорогу и место знать надо, так-то просто нас не найдешь.
– А вот кто-то из ихних и навел! – Брезг сделал неопределенный жест рукой, куда-то между Мишкой и Дорофеем. – Они-то дорогу к нам знают.
– Угу. – Треска подтверждающе кивнул. – В середине лета от них торговать приезжали.
– Вот! А я говорил: не пускать! Так нет, разнылись: ярмарки не было, ярмарки не было! – Брезг произнес последние слова, явно передразнивая кого-то из женщин. – Дождались! Вот вам ярмарка, вот вам веселье!
– И в этом году ярмарки не будет. – Прокопий снова тоскливо вздохнул. – А если б и была бы, чем торговать-то? Все выгребли…