Богатство (др. изд.)
Шрифт:
— Ах вот вы о чем…
Не стоило забывать, что за Трушиным стояла дремучая сила — сила круговой поруки, основанная на наживе. Между тем Андрей Петрович не строил и приятных иллюзий — он ведь понимал, что российский купец устроен до безобразия примитивно: ты можешь дать ему в ухо — он тебя расцелует, но только не вздумай бить его по кошельку — тогда он сатанеет… Соломин осторожно посадил белого котенка обратно на подоконник.
— Я был прав, дорого продавая меха иностранцам, а не продавая их дешево нашим. Прибыль поступила в инородческий капитал, в котором до аукциона не было и полушки. Камчадалов и коряков
— И опять нарушили традицию! — сказал Трушин. — Инородцы уже привыкли покупать товары у наших местных торговцев.
Вот тут Соломин не выдержал:
— О какой привычке вы говорите? Не может же человек привыкнуть, чтобы с него спускали три шкуры. Инородцы просто не имели возможности купить товары на стороне по законным ценам, а брали втридорога то, что подсовывали им наши купчины… А что им подсовывали? Сивуху-то?
Сейчас, чтобы уйти от гнетущего разговора, Соломин был бы и рад выпить. Но доктор вина уже не предлагал.
— Вы куда сейчас? — спросил его Трушин.
— Домой. Спать.
— Заходите, если нужда возникнет. Йод есть. Карболки полно. Аспирину дам… Ну, а если потребуется просвечивание рентгеном, плывите во Владивосток, ха-ха!
У доктора был тяжелый взгляд, и он поднимал глаза на собеседника с таким усилием, будто пудовые гири.
— А вы, я слышал, были у Трушина? — спросил Блинов.
— Был. А что?
— Да нет, это я так.
— Все-таки закончите то, что вы подумали…
— Бабник! — сказал Блинов. — К тому же запойный. Скрипит и терпит, а потом сорвется, будто собака с цепи, тогда хоть умри, а даже клизмы от него не допросишься.
Соломин закинул удочку дальше:
— Странно, что такого человека могут любить женщины.
— Боятся, — пояснил Блинов. — Тут была одна красивая камчадалка, Наталья, она чуть ли не с Гижиги приехала… издалека. Не знаю, что там у них случилось, нравы здесь легкие, но красавица доктором пренебрегла. За это он объявил ее прокаженной, теперь баба картошку в Раковой окучивает, да уже поздно — из лепрозория обратной дороги нету…
Соломин подумал и сказал, что такое вряд ли возможно. Хотя (он понимал это) такое и возможно, ибо проверять диагноз, установленный доктором Трушиным, мало кто возьмется. В эти дни Соломина захлестывала энергия, он торопился делать добро… Со стороны все кажется просто, но окунись с головою в эту простоту и тогда поймешь, как это трудно. Давая согласие на управление Камчаткой, Андрей Петрович не подозревал, что здешние дела вроде гиблой трясины: чем дальше идешь, тем сильнее она тебя засасывает.
Да, не так-то легко управляться с Камчаткою: тут на всякое дело — свой сезон, и только успевай в календарь поглядывать. Приходилось учитывать, когда отстрел зверя, когда сбор ясака, когда закупка товаров, когда лосось пойдет в реки метать икру. Начинался июль — удушливый, вулканы как-то подозрительно курились дымом, а он совсем позабыл о главном — о рыбном нересте.
— Теперь держитесь, — подсказал ему Блинов. — Рыба в реки пошла гулять, а значит, японец на нас навалится…
Заявился в канцелярию урядник Сотенный, красуясь новыми скрипящими сапогами
— Ну как? — спросил он. — Хороши?
— Очень. А ты, кажется, выпивший?
— Для прилику хватил, это верно.
— Очевидно, приехал твой приятель…
Сотенный стал серьезным:
— Да нет нигде Сашки Исполатова! Я еще тогда, перед аукционом, думал: чего не едет? Уж не — случилось ли беды?
Мысли Соломина приняли совсем иное направление:
— Не знаешь ли, что происходит на острове Шумшу у японцев? Не бывал там кто-либо из наших людей?
— Бывал один зверобой, старик Егоршин.
— Егоршин? Не тот ли, что доберман-пинчера шлепнул?
— Он самый. Старик задушевный. Разрывными стреляет.
— Ты приведи его ко мне.
— Слушаюсь, — отвечал урядник. — Андрей Петрович, я, когда дела вам сдавал, забыл одну бумажку показать…
Сотенный долго ковырялся в канцелярском шкафу, потом торжественно выложил на стол длинную ведомость.
— Что это, братец?
— Ведомость оружию на Камчатке.
Из реестра выяснилось, что на складах Петропавловска хранятся 4000 новейших берданок, а к ним 800 000 патронов. Если учесть, что каждый житель имел свое личное оружие, то выходило, что Камчатка вооружена до зубов. Андрей Петрович велел казаку положить бумагу на прежнее место.
— Не забудь прислать ко мне этого Егоршина.
— Будет исполнено, — откозырял урядник…
Скоро из деревень, расположенных в устьях рек на западном побережье Камчатки, стали поступать тревожные полетучки: появились японские шхуны, вовсю гребут рыбу.
— А что я вам говорил? — заволновался Блинов. — Теперь до осени они хуже мошкары станут над Камчаткою виться…
Соломин вызвал служащих рыбного надзора. Стражников было всего двое, и, глядя на них, Андрей Петрович понял всю тщету своих надежд. Он перед ними просто взмолился:
— Как хотите, отцы, а выше головы надо прыгнуть. Нельзя же смотреть, как грабят нас! Сделайте что-нибудь… Надзорщики показали ему на карту уезда.
— Господин Соломин, — логично отвечали мужики, — окажите нам божецкую милость: прикиньте на глазок — по сколько ж это верст на каждого из нас получается?
Каждому доставалось по 1500 верст бездорожья.
— А нам ведь не разорваться. Да и японец нонеча нахалом сделался. Ты его от берега гонишь, а он тебя из ружей дробью поливает. Хотите, одежонку скинем — гляньте сами: мы и без того уже все дырками мечены. Солдат на нашем месте уже бы в героях бегал, а мы так… с хлеба на квас перебиваемся!
Загибая пальцы, мужики выкладывали перед начальством, что им нужно для объезда гигантских владений, и ничего Соломин не мог им дать… Мужики жаловались:
— Речек-то на Камчатке полно, а нам хоть перепрыгивай через них. Нигде нет даже лодок для переправы.
— А где я вам их возьму? — отвечал Соломин.
Стражники поднялись с лавки, оперлись на ружья.
— Мы ведь не отказываемся. Пойдем. Может, даст бог, японцы в каком-либо месте и послушаются — уйдут с сетями…
Под вечер пришел старый зверобой Егоршин, тактично опростал ноздри не на пол, а под печку. Он рассказал, что на Шумшу был занесен сильным штормом. Японцы приняли его хорошо, накормили и обсушили, но старались спроводить обратно на Камчатку. Бродить же по острову в одиночку не разрешали.