Богатство идей. История экономической мысли

Ронкалья Алессандро

Гудвин также в своем эссе «О народонаселении» (1820), представляющем собой его ответ Мальтусу, утверждал, что «предупредительные ограничения» роста населения возникают под воздействием улучшения жизненных стандартов рабочих, а не призрака бедности [284] . Схожим образом, по мнению представителя кооперативного движения Уильяма Томпсона (см. подразд. 8.6 наст. изд.) действие закона народонаселения может быть радикально изменено в результате экономической независимости женщин и более высоких жизненных стандартов, достижение которых возможно, как он полагал, в результате изменения организации общественных учреждений.

284

Также преемник Мальтуса на кафедре Колледжа Ост-Индской компании, Ричард Джонс (1790–1855), критик дедуктивного метода, рассматривавшийся в качестве предшественника «исторической школы» (см. подразд. 11.2 наст. изд.), утверждал, что факты противоречат тезису Мальтуса. Однако, учитывая скудость статистических данных того времени и их низкий качественный уровень, изучение этого вопроса должно быть основано главным образом на общих впечатлениях.

Однако именно положения Мальтуса впоследствии доминировали на поле классической политической экономии. Благодаря их пессимизму по отношению к перспективам прогресса рабочего класса и общества в целом общественное мнение того времени определяло политическую экономию как «мрачную науку» [285] : унылое построение абстрактных теорий, ведущее к облаченному в одежды научной строгости пораженчеству, поскольку, противостоя

человеческому желанию улучшить свои условия, оно утверждает невозможность длительного прогресса. В определенном смысле политическая экономия представляет собой научный пессимизм, который противостоит оптимизму желаний; однако, когда этот пессимизм сталкивался с фактами, то оказывалось, что во многом он вводил в заблуждение, так как недооценивал возможности, предоставляемые технологическим прогрессом. Романтические настроения, начавшие преобладать в первой половине XIX в., смогли поэтому возбудить негативную реакцию против холодной абстрактной логики и пессимизма экономической науки, поскольку было осознано, что она основана на нереалистичных предпосылках. Тем самым вся классическая политическая экономия, а особенно Рикардо и его последователи, столкнулась с растущим недоверием со стороны общественного мнения, вопреки тому факту, что мальтусовский закон народонаселения не являлся существенным компонентом ее аналитической структуры. По существу, характеристика политической экономии в качестве «мрачной науки» способствовала расширению пропасти между «научными законами» экономистов, с одной стороны, и изучением социальных проблем – с другой, что в результате открыло путь к маржиналистской революции [286] .

285

Данное выражение, которое сразу же стало знаменитым, впервые использовано Томасом Карлейлем (1795–1881) в его эссе 1849 г. «Негритянский вопрос» ([Carlyle, 1888–1889, vol. 7, p. 84]; цит. по: [Milgate 1987, p. 371]). Однако сам Карлейль использовал его в другом контексте, а именно при обосновании движения в защиту рабства середины XIX в., которое возглавлял он сам, а также Джон Раскин (1819–1900), страстный критик индустриального капитализма, произведения которого также были широко распространены среди социалистов конца XIX – начала XX в.

286

Роль политической экономии в освещении границ того, что может быть достигнуто государственным вмешательством, была объектом дискуссий на протяжении веков, хотя с течением времени изменялись подходы; хорошим примером является горячая полемика последних десятилетий о росте государственных долгов и о «бесплатных ланчах», предложение которых приписывается кейнсовской политике, направленной на повышение уровня доходов (см. ниже, гл. 14). Возможно, более близкую аналогию с дискуссией о законе народонаселения представляют нескончаемые разногласия в отношении государства всеобщего благосостояния.

6.3. «Закон Сэя»

Несколько лет спустя после выхода в свет «Опыта о народонаселении» Мальтуса был провозглашен принцип, ставший известным под названием «закон Сэя», который сформулировал французский экономист Жан-Батист Сэй (1767–1832). В его самой простой формулировке говорится, что «предложение создает свой собственный спрос».

Существуют различные интерпретации этого «закона». Первоначально он был предложен для критики некоторых аспектов физиократической доктрины, используемой многими экономистами того времени, которые выступали против центральной роли, приписываемой Смитом сбережению и накоплению как основе роста «богатства народов», и которые пытались опровергнуть его критику «непроизводительного» потребления.

Как мы уже видели (подразд. 4.5, 4.6), Кантильон и физиократы считали, что землевладельцы и дворянство играют активную роль, приводя в движение процесс кругооборота: в конце производственного процесса они обладают деньгами и используют их для приобретения товаров у «бесплодного» и «производительного» классов. Однако, если землевладельцы и дворянство решают не тратить часть своего дохода, и по какой-либо причине их спрос падает, возникает возможность «общего перепроизводства» или нехватки рынков сбыта. Таким образом, играя активную роль в процессе кругообращения, расходы землевладельцев и дворянства регулируют интенсивность обмена и производства [287] .

287

Независимо от этого общего направления их размышлений, мы можем найти у физиократов некоторые высказывания, которые кажутся предвосхищающими основную мысль Сэя. Несколько таких высказываний цитируется Блаугом [Блауг, 1994, с. 25]; однако представляется, что скорее они указывают на тождества системы национальных счетов, а не на равновесные соотношения, вызванные рыночными силами.

Именно в ответ на подобные представления Сэй сформулировал свой «закон» в вышедшем в 1803 г. «Трактате политической экономии». Публикация этого трактата была настолько успешной, что он также использовался в качестве университетского учебника в Соединенных Штатах и Британии (так же как и во Франции, где Сэй стал первым профессором политической экономии в 1815 г.). Среди прочего там присутствовала теория ценности, основанная на полезности и равновесии между предложением и спросом [288] . Затем «закон Сэя» был подхвачен с тонкими, но часто значительными поправками, многими экономистами классической школы: прежде всего Джеймсом Миллем [289] в «Защите торговли» 1807 г., за которым последовал в 1808 г. Торренс в «Опровергнутых экономистах» [290] , а затем МакКуллох, Рикардо и Джон Стюарт Милль. По существу, «закон Сэя», в его достаточно сильной версии (как тождественность совокупного спроса и предложения ex ante), стал отличительной характеристикой, обычно придаваемой «рикардианской школе».

288

Другим тезисом, которым известна эта книга, является идентификация производительного труда с трудом, создающим полезность. В отличие от Смита это означает, что производительным трудом также является труд по обеспечению услугами, а не только тот труд, который создает товары. Очевидно, что это связано с теорией ценности Сэя, согласно которой ценность товара выражает его полезность (в то время как его цена выражает его ценность, определенную таким образом). Однако наибольшее значение в книге Сэя имеет предложенное им определение экономического равновесия; именно по этой причине, как отметил Шумпетер, «работа Сэя является наиболее важным звеном в цепи, которая идет от Кантильона и Тюрго к Вальрасу» [Шумпетер, 2001, т. 2, с. 645]; позднее мы вернемся к этому аспекту (см. подразд. 10.2 и 12.1 наст. изд.). Также, согласно Шумпетеру, Сэй «был первым, кто закрепил за предпринимателем – как таковым в отличие от капиталиста – определенное положение в схеме экономического процесса… в комбинировании факторов производства в производственный организм» ([Там же, с. 728]; курсив автора); более того, он «ввел трехфакторную схему и стал на равных правах употреблять как в теории производства, так и в теории распределения “услуги” трех факторов» [Tам же, c. 736], т. е. труда, капитала и земли (или, лучше сказать, «естественных» агентов).

289

Джеймс Милль (1773–1836), отец Джона Стюарта, ученик и друг Бентама, один из ведущих представителей философского радикализма (см. ниже, подразд. 10.3); также он был другом Рикардо и оказывал ему поддержку при написании «Начал». Несколько лет он был одним из высших руководителей Ост-Индской компании; также им написан учебник политической экономии в рикардианском духе («Элементы политической экономии», 1821).

290

Важно отметить, что «экономистами» (les 'economistes) называли физиократов. Милль и Торренс реагировали на очерк Уильяма Спенса (1783–1860) «Британия не зависит от торговли» (1807). О Торренсе см. ниже, подразд. 8.2.

Однако в его оригинальной версии «закон Сэя» был выражен не так четко, его основной задачей было подтверждение двух положений, уже присутствовавших у Смита. Первое касается возможности долгосрочного развития производства в результате технологического

прогресса при заметном улучшении жизненных стандартов населения, сопровождаемом параллельным ростом спроса; второе представляет идею о том, что рост благоприятствует сбережениям (а также инвестициям, в которые автоматически превращаются сбережения) в большей степени, чем непроизводительному потреблению [291] . В поддержку этих двух положений, которые были подлинными объектами текущей дискуссии, Сэй (а позднее Джеймс Милль) выдвинул также другие аргументы: в частности, о том, что спрос предъявляется не на деньги сами по себе, а только на деньги как средство приобретения благ, следствием чего является неизбежное равенство совокупного предложения совокупному спросу, которое делает невозможным кризис общего перепроизводства. Последний тезис впоследствии был назван историками экономической мысли «тождеством Сэя», чтобы отличить его от менее строго тезиса, так называемого равенства Сэя, согласно которому краткосрочное неравновесие между общим предложением и спросом товаров может иметь место, но «существуют надежные уравновешивающие силы, которые должны быстро свести их вместе» [Baumol, 1977, p. 146] [292] .

291

Ср., например, часто цитируемое высказывание Смита: «То, что сберегается в течение года, потребляется столь же регулярно [на приобретение дополнительного капитала], как и то, что ежегодно расходуется, и притом в продолжение почти того же времени» [Смит, 2007, с. 345].

292

Баумоль вычленяет различные тезисы («Первое [Второе, Третье …] утверждение Сэя»), на каждый из которых можно найти ссылку в работах Сэя:

1. «Покупательная способность сообщества (эффективный спрос) ограничена и равна его выпуску, потому что производство обеспечивает средства, с помощью которых выпуск можно приобрести» ([Baumol, 1977, p. 147]; курсив автора).

2. «Расходы увеличиваются при росте выпуска» [Ibid.].

3. «Данная величина инвестиционных расходов гораздо эффективнее стимулирует богатство экономики, чем равное потребление» [Ibid., p. 149].

4. «Веками сообщество всегда находит спрос на увеличенный выпуск, даже для огромного увеличения» [Ibid., p. 152].

5. Производство благ, а не предложение денег является основным фактором спроса.

Деньги облегчают торговлю, но не определяют количество обмениваемых благ [Ibid., p. 154].

6. «Любой избыток товара на рынке предполагает относительное недопроизводство какого-либо другого товара или товаров, а капитал будет иметь тенденцию быстро перемещаться из области с избыточным предложением в те отрасли, продукции которых недостаточно для удовлетворения спроса, чтобы устранить перепроизводство» [Ibid.].

Можно увидеть, что если более мягкая версия «закона Сэя» уже использовалась Смитом, чтобы усилить значение, придаваемое сбережениям для накопления и развития, то более строгая версия закона использовалась рикардианской школой для критики смитовской теории «конкуренции капиталов», согласно которой накопление капитала предполагает постепенное снижение ставки процента, как следствие прогрессивного истощения способов наиболее прибыльного применения капитала и необходимости перейти к его все менее прибыльному использованию. В сильной версии «закона Сэя» на самом деле утверждается, что производство само по себе создает ex novo рынки сбыта, которые гарантируют новым способам применениям капитала ту же самую прибыль, что и предшествующим. О «законе Сэя» см. также: [Sowell, 1972].

Именно на наиболее радикальную версию «закона Сэя» была направлена критика таких авторов, как Сисмонди, Мальтус и Лодердейл. В действительности эти авторы доказывали не существование долгосрочных тенденций к стагнации, а просто возможность кризисов общего перепроизводства. Кроме того, почти в том же самом направлении следовали многие другие «рикардианцы», такие как Роберт Торренс и, что примечательно, Джон Стюарт Милль во втором из «Очерков о некоторых нерешенных проблемах политической экономии» (1844). Это направление позднее было принято Марксом и в особенности Кейнсом, который представлял свои теории как напрямую противостоящие «закону Сэя», интерпретировавшемуся в «строгом» смысле, который он в гораздо большей степени приобрел в рамках маржиналистской традиции, чем в трудах классических экономистов.

6.4. Теории недопотребления:

Лодердейл, Мальтус, Сисмонди

В первых двух десятилетиях XIX в., после публикации первого издания «Опыта о народонаселении» Мальтуса и первого издания трактата Сэя, но еще до того, как утвердилась рикардианская ортодоксия, основанная, среди прочего, на «законе Сэя», ряд авторов вышли на арену, утверждая возможность кризисов общего перепроизводства.

Свое враждебное отношение к смитовской предпосылке об автоматической трансформации сбережений в накопления и к мнению Смита о пассивной роли спроса провозгласил шотландский аристократ Джеймс Мэйтленд, восьмой граф Лодердейл (1759–1839). В своем «Исследовании о природе и началах общественного богатства (1804; 1819, 2-е изд.) Лодердейл критиковал не только смитовское различение производительного и непроизводительного труда, но также центральную роль, которая приписывалась прогрессу разделения труда в процессе экономического развития. Более того, Лодердейл выдвинул теорию ценности, основанную на спросе и предложении и, тем самым, на редкости и полезности, а также рассматривал землю, труд и капитал как «источники богатства», предвосхитив тем самым неоклассическое понятие «факторов производства» (обрисовав также теорию капитала и процента, которая восхвалялась Бём-Баверком). Но прежде всего он предложил теорию чрезмерных сбережений, по всей видимости, исходя из замечания Мальтуса, которое он сделал мимоходом в «Опыте о народонаселении» – но решив при этом сослаться на Кенэ – основываясь на идее, что сбережения представляют утечку из кругового потока производства и потребления, означающую сокращение расходов, а тем самым – производства и будущего дохода.

В своей главной работе по экономической теории, «Принципах», опубликованных в 1820 г., Мальтус обнаружил гораздо меньшую, чем Лодердейл, враждебность к Смиту, у которого он заимствовал идею располагаемого труда как стандарта ценности, противореча в этом рикардовской теории о труде, затраченном на товар. При этом он подчеркивал роль спроса при определении как цен товаров, так и общего уровня производства и дохода. Точнее, Мальтус подчеркивал риск недостаточного спроса, а отсюда ту роль, которую для поддержки дохода играет «непроизводительное потребление» землевладельцев.

Однако мы должны подчеркнуть, что, в отличие от Торренса, или Джона Стюарта Милля в «Некоторых нерешенных проблемах», или Маркса и многих других, Мальтус не выводил возможность недостаточного спроса из различия между сбережениями и инвестициями, которые действительно могут не совпадать в денежной экономике. Для Мальтуса, так же как и для Рикардо, инвестиции и сбережения автоматически соответствуют друг другу [293] . Тезис Мальтуса, скорее, касался возможности того, что созданный инвестициями рост производственных возможностей превысит рост спроса; действительно, в отсутствие непроизводительного потребления со стороны капиталистов или землевладельцев рост заработной платы благодаря росту занятости, связанному с инвестициями, создает дополнительный спрос, достаточный для того, чтобы не отставать от увеличения производственных возможностей. Здесь на сцену вступает мальтусовская теория ценности, основанная на предложении и спросе [294] : в проиллюстрированной нами ситуации выросшее производство найдет сбыт, но при снижении цен и, тем самым, снижении прибылей и нормы прибыли [295] . Результатом является ситуация общего кризиса.

293

Cр.: [Meek, 1950–1951; Robbins, 1958, p. 248; Corry, 1959; Tucker, 1960, p. 123–156]. Элтис, напротив, предлагает реконструкцию теории эффективного спроса и роста Мальтуса, основанного на различии между инвестициями ex ante и ex post [Eltis, 1984, p. 140–181].

294

Точнее, мы можем сказать, что Мальтус рассматривал два отдельных элемента: «сложность производства» и спрос и предложение, которые регулируют величину прибыли, добавляемой к издержкам при определении цены.

295

Данный момент был рассмотрен и развит анонимным автором «Исследования принципов, относящихся к природе спроса и необходимости потребления» [Anonymous, 1821a]. Об этой работе см.: [Ginzburg, 1976, p. lxvi – lxxx].