Богатые - такие разные

Ховач Сьюзан

Я была в ужасе, чувствуя, что сделала только хуже, и теперь не решалась подойти к нему из страха обнаружить какую-нибудь новую беду. Меня парализовало чувство вины, а он, жестоко разочарованный моим равнодушием, больше не пытался звать меня на помощь.

Наконец Пол встал и тяжелым шагом вернулся в освещенную половину комнаты. Меня почти раздавил груз отразившейся на его лице боли.

— Я отвезу вас в «Плаза», — сказал он.

— Пол, я должна вам это сказать — дело не в самой вашей болезни — я имею в виду, что не боюсь ее, как и ничего другого подобного. Господи,

как я могу этого бояться, с моим-то классическим образованием? Эпилепсия, печать богов! Пол, я пытаюсь сказать, что ваша болезнь вовсе не является главной причиной моего решения уехать.

— Нам нужно уходить. Сюда, пожалуйста.

— Видите ли, причина в том, что вы мне лгали — и никогда не верили мне, — вы играли мною и обманывали...

Он обернулся, чтобы взглянуть на меня. Мы вышли из кабинета и остановились в конце большого зала. В его черных глазах стояла горечь.

— Что вы имеете в виду?

— Хотя бы то, что меня вызвали не вы. Разве это не так? Это она меня вызвала, и когда я об этом узнала...

— Кто вам об этом сказал?

— Элизабет, — еле слышно ответила я и увидела как он кивнул головой, словно признавая какое-то крупное, ужасное поражение.

Я последовала за ним к машине. Меня с головы до пят сотрясала дрожь, а он молчал. В конце нашего молчаливого пути у меня вырвался вопрос:

— Я увижу вас до отъезда?

— Разумеется, — вежливо ответил он. — Не такой уж я невоспитанный, чтобы не прийти завтра к отплытию парохода и не пожелать вам счастливого плавания. Кроме того, я должен попрощаться с Эланом.

Я снова принялась плакать, когда автомобиль остановился перед отелем.

— Спокойной ночи, Дайана, — попрощался он, выглянув в окно, когда я вышла из машины.

Я пришла в себя уже наверху, в номере, и торопилась чего-нибудь выпить.

Некоторое время я была слишком занята своими рыданиями, чтобы спокойно подумать и осмотреться, но в конце концов поняла — в номере не было никакого питья. Мейерс так и не восполнил его запас в находившемся в спальне шкафчике.

— О Боже! — простонала я, как настоящая алкоголичка, и не меньше пяти минут ругала на чем свет стоит проклятый сухой закон.

Подумала о каком-нибудь кабачке с нелегальной продажей спиртного и, ужаснувшись этой мысли, решила подкупить официанта, но тут же отказалась и от этого намерения. Наконец, я позвонила Грэйс Клейтон.

Ответил мне Брюс.

— Да? — это был холодный прием. Несмотря на все свои несчастья, я вспомнила о его растущей странности и про себя возмутилась.

— Грэйс дома? — холодно спросила я.

— Нет, ей пришлось уехать в Гринвич. Что-то не в порядке с ее матерью.

— О! — Я была в отчаяние. — Брюс, не могу ли я прийти к вам и попросить чего-нибудь выпить? Я в таком состоянии, что впору броситься с Бруклинского моста.

— Откровенно говоря, это не совсем удобно. У меня очень важное заседание ГВС — ведь завтра у нас демонстрация на Уолл-стрит. Не можете ли вы попросить выпить где-нибудь еще?

Я в ярости швырнула телефонную трубку, некоторое время проклинала общество «Граждане за воинствующий социализм», а потом набрала номер Теренса

О'Рейли в Гринвич Вилледже. Я не виделась с Теренсом уже несколько недель. После того, как я явно скомпрометировала свои принципы, продолжая делить Пола с Сильвией, он, несомненно, решил, что я никогда не помогу ему оторвать Сильвию от мужа. Ожидая, когда он снимет трубку, я думала о том, не будет ли он так же жесток ко мне, как Брюс.

— Теренс? Ах, Теренс, это Дайана Слейд. Послушайте, мне отчаянно нужно выпить чего-нибудь покрепче. Обещаю не задержаться больше чем на пять минут, но...

— Сейчас же приходите, — ответил он, — я приготовлю для вас самый большой мартини в Нью-Йорке.

Я облегченно вздохнула, схватила сумочку и помчалась к нему.

— У вас какие-то проблемы? — спросил Теренс, отжимая ломтик лимона в бокал размером с небольшой аквариум для золотых рыбок.

На нем была небрежно накинутая тонкая голубая рубашка и широкие брюки-слаксы. В чисто прибранной квартире было жарко, хотя перед окном добросовестно крутился вентилятор.

— Да, просто немыслимые проблемы, — я упала на софу, жадно глотая мартини. — Вы прекрасно выглядите! — заметила я, оторвавшись от бокала, чтобы перевести дух, — напоминаете кошку — не хватает только зеленых глаз. Где же ваша миска со сливками?

Теренс рассмеялся. Я почувствовала его возбуждение, словно бы он владел какой-то восхитительной тайной.

— Полегче с этим! — предупредил он меня, кивнув в сторону бокала. — Поосторожнее, иначе свалитесь мертвецки пьяной через пять минут! Так что же происходит?

— Я не могу объяснить. Все это слишком сложно. Все закончилось в «Плаза», а там даже не оказалось никакой выпивки, и я позвонила Клейтонам, но Грэйс дома не было, а у этого идиота Брюса было какое-то совещание...

— Ах, да, ГВС! Они проводят завтра демонстрацию на Уолл-стрит, с обычными антикапиталистическими выходками. Клерки банка Ван Зэйла даже провели аукцион лучших мест у окон, чтобы полюбоваться этим зрелищем! Не часто происходят на Уолл-Стрит такие события!

— Брюс мне всегда очень нравился, — проговорила я, — но, по-моему, он совершенно свихнулся, и мне очень жаль Грэйс. Надеюсь, он не собирается взорвать банк Ван Зэйла?

— Поднять снова такой же шум, как в 1920 году, когда какой-то ненормальный попытался взорвать банк Моргана? Об этом не может быть и речи! Может быть, Брюс и чудаковат, но на насилие он не способен. Он даже запретил своим сторонникам носить оружие. Если вы хотите знать мое мнение, то вся эта демонстрация просто пустая трата времени. Но в чем же все-таки дело?

— Господи, меня сейчас, кажется, вырвет. Где здесь...

— Сюда, пожалуйста.

Он быстро провел меня в ванную и оставил склонившейся над раковиной.

Я безуспешно попыталась вызвать рвоту. Я выпила достаточно мартини, чтобы почувствовать себя при смерти, но недостаточно, чтобы начать приходить в себя. Минут через пять я вышла из ванной.

— Я дам вам лекарство, — проговорил Теренс, взглянув на мое лицо. — Ступайте в спальню и ложитесь.

— А вы на меня не наброситесь?