Богатые - такие разные
Шрифт:
Он обещал писать, но не писал. Я была частью его жизни, и все же он пытался убеждать себя, что меня никогда не существовало. Я была отставлена в сторону вместе с его страстью к европейской цивилизации и с его романтическими видениями путешествия по окольным путям времени. И в этом его отказе от собственной истинной натуры я увидела, что его гордость от сознания своей честности куда-то сместилась, а, так называемый, реализм оказался фальшивым.
А может быть, все это мне показалось, когда я изо дня в день ждала писем, которые так и не приходили.
Было бы слишком обременительно описывать все бессонные ночи, бесконечные слезы, черное отчаяние, мысли о самоубийстве, бессильный гнев и неразделенную страсть,
Эту картину я находила отталкивающей, и в своем глубоком отчаянии почувствовала первые слабые признаки полного пренебрежения мною.
В самом начале нового года лондонский партнер Пола, Хэл Бичер, написал мне, что в Лондон прибыли американский менеджер и специалист по маркетингу помочь мне в основании фирмы «Дайана Слейд косметикс». Не хочу ли я с ними встретиться? Они были бы очень рады этому, но, естественно, вполне готовы меня понять, если я предпочту остаться в своем уединении.
Читая между вежливыми строчками, я поняла, что господин Бичер любезно предоставлял мне возможность оставаться не больше, чем номинальным главой моего дела, и при этом деньги Пола позволяли мне нормально жить в Мэллингхэме, так же анонимно, как живут самые жалкие отвергнутые любовницы.
Я стояла лицом к лицу со своим будущим и, глядя вдаль через Мэллингхэмское озеро, с письмом Хэла Бичера в дрожавшей руке, понимала, что не могла от него отвернуться. Либо я перестану себя уважать и постыдно отойду в тень, либо окунусь в этот мир и буду сражаться до конца.
10 января 1923 года я упаковала чемодан, приказала миссис Окс отвезти меня на пони на станцию и села в лондонский поезд.
Потом я получила письмо от Пола. Он извинялся за свое долгое молчание, объяснил, что был очень занят, и выражал надежду, что у меня все хорошо. После нескольких банальных фраз он сообщал в самой мягкой и очаровательно покаянной манере: хотя он и надеялся на продолжение сердечных деловых связей, его приводило в ужас сознание того, что было необходимо положить конец нашим личным отношениям. Он пришел к этому решению ради меня, так как чувствовал, что не может предложить мне того, чего я хотела, и поэтому обязан предоставить мне свободу найти кого-то более подходящего. Мне не следовало беспокоиться о деньгах или работать день и ночь в мире коммерции. Хэл Бичер будет высылать мне деньги, на которые я смогу спокойно жить в Мэллингхэме, полностью посвятив себя ребенку.
Дочитав до конца его щедрые комплименты и нежные прощальные слова в конце письма я позволила себе едва заметную циничную улыбку и написала ответ.
«Дорогой Пол, как мило было с вашей стороны прислать мне такое чудесное письмо! Мне кажется, что вы абсолютно правы в своем решении о наших личных отношениях. Так прекрасны ваша забота и готовность пойти ради меня на жертву. Но, дорогой мой, меня крайне огорчила ваша логика, которой вы объясняете свое по-рыцарски щедрое предложение мне финансовой помощи. Неужели вы действительно думаете,
Ответа на это письмо я не получила, но он по крайней мере не сказал мне того, что сказал бы каждый: «Вы не должны этого делать!» Возможно, он был единственным, кто понимал, что я способна развернуть свое дело на седьмом месяце беременности. Хофстэд и Бейкер, оба эти американца, которые, как предполагалось, должны были дать мне старт в коммерцию, быстро пришли к выводу, что я опасная психопатка, и, хотя Хэл Бичер не разделял этого мнения, мое поведение, несомненно, приводило его в смятение. Надо отдать ему справедливость, его крайне беспокоило мое положение падшей женщины. Он был респектабельным пятидесятипятилетним американским джентльменом, и мое положение затрагивало струны его благочестивой пуританской души. Когда ему стало известно, что я остановилась в Челси, у Хэрриет, он огорченно заметил, что Челси место слишком» «авангардистское», и предложил мне комнату в своем доме в Мейфере:
— Я уверен, что моя жена будет в восторге!..
Я же была уверена, что она придет в ужас. Ни одна благоразумная женщина не приютила бы у себя девушку, у которой только что завершилась любовная связь с человеком из поколения ее мужа.
— Благодарю вас, Хэл, но, право же, в этом нет необходимости...
Я убедила его, сказав что Хэрриет — леди, дочь маркиза. На американцев всегда производят очень сильное впечатление титулы.
Не успела я утешить Хэла Бичера, как в Лондон примчались оба Херста, отец и сын, чтобы увезти меня обратно в Норфолк, и когда мне удалось убедить их в бесполезности взятой ими на себя миссии, я с облегчением отправилась в небольшую квартирку Хэрриет, выпила чаю и прилегла, подложив под ноги свернутое одеяло. К тому времени формы мои уже оставляли желать лучшего, и я уставала быстрее, чем всегда.
Хэрриет училась вместе со мной, курсом старше, в Кембридже, и получила ученую степень на историческом факультете до того, как смерть моего отца оборвала мою учебу в университете. Она порвала со своей аристократической семьей, о чем Хэл Бичер не знал, и решила сама зарабатывать себе на жизнь. Семья была шокирована ее поступком, но сама она об этом не жалела. Она служила, имела собственный дом и вкушала плоды полной независимости, которая, как известно, веками казалась желанной для молодежи.
Хэрриет была худощава, с костистым лицом, темными, коротко подстриженными волосами и рыжевато-карими глазами. Живший этажом ниже, бледный поэт Робин называл ее «кладезем бесконечной мудрости». Робин был очень плохим поэтом и жил на военную пенсию. Его демобилизовали по инвалидности в 1917 году после контузии на фронте, а потом он переехал заливать вином свой недуг из деревенского дома в Челси. Жившего вместе с ним друга, плотного, невысокого коренного лондонца и фанатика футбола, звали Седриком.
Этажом выше жили Далси, незамужняя мать девятимесячной дочери, Джоан, продавщица папирос в ночном клубе, и любовник Джоан, Эдди, музыкант-аккомпаниатор. Далси получала пособие, и, хотя никогда не распространялась об его происхождении, мы подозревали, что здесь не обошлось без некоего эм-пи[15]. Джоан и Эдди подобрали ее плачущей на скамье в Кенсингтон Гарденс, и вскоре она стала присматривать за их квартирой и готовить им еду. Мне казалось, их прекрасно устраивала «жизнь втроем», но Седрик мрачно предсказывал, что это долго не продлится.