Богатые тоже скачут, или Где спит совесть
Шрифт:
– Ты засранец, Никос! – кратко и емко высказался доктор, и я полностью под этим подписалась. Молча.
– Я твоего мнения не спрашиваю, Ари! – взорвался в который раз Казидис. – Ты давай ее лечи!
– Я не могу ее лечить! – не менее эмоционально заорал доктор. – Это не лечится!
Что, так плохо? Не надо меня пугать! У меня еще где-то остались ресурсы!
– Почему?
Вот я бы тоже не отказалась это узнать!
– Потому
Тут я зауважала доктора со страшной силой и пошевелила большим пальцем на правой ноге.
– Ой! – отреагировал Никос. – Она шевелится!
– Естественно! – напустил на себя солидность доктор. – Она же живая!
– А по ней не скажешь! – засомневался Казанова.
А вот не дождешься! Я не буду реагировать! Но вот когда я встану – ты ляжешь! Причем в очень неудобной позе. И один!
Дальше они очень национально поругались, и доктор вытурил Никоса из комнаты, пообещав навестить перед уходом и прописать ему пару литров… успокаивающего.
Я прикусила язык, чтобы не присоветовать вдогонку снотворного со слабительным, и продолжила считать: «Двести пятнадцать, двести шестнадцать…»
– Мадемуазель, – галантно обратился к пострадавшей Аристарх. – Если вы меня слышите, то позвольте выразить вам свое сочувствие и поставить в известность, что вы влипли в огромные неприятности…
Угу, а я думала – меня сюда пригласили на ромашках хозяину погадать! Я хоть и блондинка, но в пестиках и тычинках тоже понимаю!
– …А если не слышите, – меланхолично закончил греческий эскулап, – то… простите, вы все равно влипли!
Какое выдающееся, тонкое наблюдение! Прям Сократ с Эйнштейном!
И врач прописал мне покой. Слава богу, не вечный, а временный. С тем и удалился.
Пока я размышляла о ромашках и фиалках, море и солнце, добре и зле, снова пришел Никос и с порога поинтересовался:
– Ты тут?
Нет! Это не я! Это тень отца Гамлета! Видит Всевышний, еле удержалась, чтоб не спросить: «А ты?!»
– Ты – свин! – оторвала я взгляд от надоевших амуров и перевела на очумелого мужчину.
– Ты умеешь говорить! – несказанно обрадовался Казидис. – А почему «свин»?
– Я умею еще и орать, – погордилась я. – А свин потому, что ты умыкнул меня второй раз подряд. Это уже наглость и перебор!
– Я и третий умыкну, – поделился он планами мирового господства, приближаясь к кровати. Темно-синяя шелковая рубашка свободно расстегнута, оттуда выглядывает мускулистая грудь, вопреки моде покрытая темными курчавыми волосками.
Это он меня так соблазнить видом пытается?
– А смысл? В чем прикол? – полюбопытствовала я. – Время девать некуда?
– Я всегда получаю все, что… или кого… хочу, – хмыкнул он, присаживаясь на краешек кровати.
– Все когда-то бывает впервые, – поджала я губы. – Скажу один раз и очень прямо, чтобы твоя одинокая извилина, отвечающая исключительно за размножение, сильно не напрягалась! Услышь и вникни: тебе здесь ничего не светит!
– Ошибаешься, рыбка! – промурлыкал соблазнитель. – Гарантирую – тебе понравится!
– Тебе тоже! – непоколебимо заверила его я с глубоким внутренним злорадством. Хотя это и весьма недостойно для особы ангельской наружности. – Если не понимаешь по-хорошему, то разреши сообщить тебе одну крайне неприятную вещь: ТЫ. МНЕ. НЕ НРАВИШЬСЯ! Сюрприз!
– Это временно! – Очарование просто катило как Hummer. Без тормозов.
– Самое постоянное – это временное! – посвятила я его в свою жизненную философию и поджала ноги. – А теперь поговорим серьезно…
– С красивыми девушками вредно говорить, – пошел в лобовую атаку Никос. – С ними нужно заниматься кое-чем другим, например – лежать рядышком!
– Только лежать? Я тебя разочарую: еще они умеют стоять и сидеть! – заверила я его. Устало заявила, сворачиваясь калачиком: – Уйди сам.
– А то что? – самоуверенно засмеялся он. – Будешь кидать в меня подушки? Или рискнешь испортить маникюр?
– Подушки не буду, – сощурила я глаза. – Пачкать не хочу. – Тяжело вздохнула, мазнув рассеянным взглядом по атласным подушкам всех форм и размеров. – Но, боюсь, придется…
– О чем ты? – Никос протянул руку, чтобы погладить меня по ноге.
Я сердито посмотрела на него и, метнувшись к краю кровати, разбила об угол тумбочки хрустальный графин, зажав в руке острый осколок.
– Об этом, – ухмыльнулась, глядя в побледневшее красивое лицо. – Или ты уйдешь, или уйду я… но совсем.
– Ты сумасшедшая? – На смуглых щеках заходили желваки.
– Я – блондинка! – парировала, как будто это что-то объясняло.
Следующие секунды слились воедино. Он сделал стремительный бросок в мою сторону, пытаясь отобрать осколок, а я чиркнула себя шее.
– Дура! – заорал Никос, прижимая к ране простыню. Добавил децибелов в очередной призыв: – Доктора!
– Уходи, – прошептала я посиневшими губами. – Уходи или я перестану дышать!
– Ненормальная! – Он все еще сдерживал кровотечение. – Так нельзя!
– Нельзя – как ты! – Силы меня покидали, и кровать подо мною начала медленно вращаться.
На этот раз пострадало не бедро, а шея. Прогрессируем!
– Когда придешь в себя – поговорим! – Это последнее, что я услышала.