Богатых убивают чаще
Шрифт:
— Он не мой. А Ада собирается делать ставку на Покатова.
Суховей оторвался от зеркала, резко подошел к ней, сел рядом на диван.
— С ума сошла?! Тогда какого хера освобождали место председателя?! Ты поклялась, что после ликвидации Артема банк будет в твоих руках!
— Разве я могла представить, что старуха доверится первому встречному мудаку! — в свою очередь повысила голос Нелли Стасиевна.
Суховей схватил ее за мягкое покатое плечо и притянул к себе. Глядя в упор, тихо произнес:
— Знаешь, во сколько обошелся Артем?
— Знаю,
— Из общей доли, — грубо напомнил он.
— Ты сам просрал ситуацию! — вспылила Фрунтова. — Залег на дно, вместо того чтобы подписать указ о приватизации «Сибирсо»! Испугался!
Звонкая пощечина отбросила Нелли Стасиевну на спинку дивана.
— Заткнись! Не твоего ума дело. Своди свой дебет — кредит и не лезь в политику! Старик неделю косо смотрел на всех после этого убийства. Нужно было выждать. А тут еще взрыв на Ваганьковском! Какие мерзавцы его устроили? Столько шума и никакого толка!
— Кто устроил, того уж нет… — сгорая от обиды, затемнила Фрунтова. Встала и пошла в ванную комнату, не собираясь отвечать на вопрос отставного вице — премьера — «Так кто же устроил?!».
Суховей развалился на диване, положив ноги на широкий подлокотник. Его отношение к бывшей любовнице всегда определялось силой и грубостью. Он с ней не церемонился. И только поэтому держал в подчинении. Фрунтова, сама державшая в страхе и друзей, и врагов, трепетала перед ним. Любое противодействие с ее стороны подавлялось Суховеем жестоко и часто несправедливо.
Вернулась Неля Стасиевна со свежим, приведенным в порядок лицом, ярко намазанными пухлыми губами, демонстративно застывшими в фарфоровой улыбке.
— Дурак, — миролюбиво ответила она на нанесенное оскорбление. — Нельзя себя так распускать. Потеря кресла — не потеря задницы. Найдем для нее достойное место.
— Кто устроил взрыв? — Суховей не хотел уходить от важного вопроса.
— Суров.
— Почему?
— Потому что его убили.
— Потрясающая логика!
— А ты поменьше задавай вопросов. И вообще привыкай к правилам нашего бизнеса — не вложил деньги, не спрашивай.
— Хорошо. Суров, так Суров. Его нет. А Покатов тем временем садится в мое кресло. Понимаешь, что это значит?
— Естественно. Он твой враг. Даст дорогу «Европейскому альянсу», который сожрет и «Крон — банк», и «Сибирсо»…
— И пойдем мы, солнцем палимые… — обреченно закончил Суховей.
Фрунтова присела на диван возле его ног.
— Он, в отличие от тебя, выжидать не будет. Но теперь многое зависит от позиции Петелина. Вернее, старухи. Она готова броситься в объятия нового вице — премьера.
Олег Данилович, приподнявшись, поцеловал Фрунтову в щеку и тихо спросил:
— А почему она до сих пор жива?
— Теперь уже поздно задавать этот вопрос, — в тон ему ответила Фрунтова.
— Старому человеку умереть никогда не поздно.
— В тебе все еще говорит вице — премьер. Не скоро от этого избавишься. Привык, что каждое твое распоряжение выполнялось беспрекословно и никто не смел перечить. Забудь об этом. Теперь у тебя не больше прав, чем у бомжа с Киевского
Суховей вынужден был смириться с тем, что бывшая любовница лучше разбиралась в бытовых вопросах. Спустившись с заоблачной вершины, он ощущал себя человеком, попавшим в чужую страну с незнакомыми ему обычаями и правилами.
— Короче, что предлагаешь?
— Спрятать гордыню в карман, напрячь все связи и, не дожидаясь, пока у Покатова пройдет эйфория от успеха, начать против него войну. Обвинить в коррупции. Доказать, что он через Сарояна пытается передать контроль над «Крон — банком» и «Сибирсо» в руки иностранцев.
— А факты?
— Ты начни, а факты тебе принесут. — Кто?
— Кто на этом захочет заработать. Таких много во всех сферах.
— А если не принесут?
Фрунтова обняла Олега Даниловича и прижала его голову к своей все еще пышной груди. Погладила по голове, словно неразумное дитя.
— Принесут. Рынок есть рынок. Этого дерьма на нем в избытке…
Глава 38
Жизнь в «рае для богатых» текла своим чередом. Ничто не нарушало элегическую атмосферу, царившую в подземелье. Евгений был одним из немногих, кто с жадностью смотрел телевизор. Большинство обитателей уже отказались от этой дурной привычки и понятия не имели, что там за стенами особняка творится. Каждый из них проходил подобный период адаптации и тоже поначалу не отрывался от экрана.
Между тем в стране наступила весна. О ней объявили в программе «Время». Евгению ужасно захотелось вдохнуть свежий, пахнущий грязью и апельсинами легкий оттаявший воздух. Однако, судя по репортажам, в Москве продолжал мести мокрый противный снег. На душе было тошно и скверно. Поэтому обрадовался стуку в дверь. Открыл. В комнату вошла Лиса Алиса. Она была в невероятном ярко — желтом платье с глубоким вырезом, обнажавшим подтянутые округлости грудей.
— Чем занимаешься? — спросила она, стрельнув по комнате маленькими колючими глазками.
— Весну встречаю.
— Где ты ее видел?
— По телевизору.
— Глупости. У нас встречают только смерть. Все остальное уже неважно, а впрочем… — она, сбросив туфли, залезла на застеленную покрывалом постель, — можно и за весну.
— Зачем пришла?
Со дня первой встречи их отношения развивались спонтанно. Евгений, погружаясь в мечты и грезы о Кире, напрочь забывал о существовании Василисы. Ее это злило и заставляло мучиться. Ни один мужчина не позволял себе такого безразличия к ней. Но, возможно, именно поэтому она настаивала на новых встречах. Обычно они заканчивались пьянкой, реже скандалом, еще реже бешеной животной страстью, бросавшей их в объятия друг к другу. Об этих минутах они потом старались не вспоминать. Евгений из — за досады за пошлую измену своему идеалу. Лиса Алиса — чтобы не признаваться себе в зародившемся чувстве.