Богдан Хмельницкий
Шрифт:
Едва кончил Хмельницкий речь свою, раздались дружные возгласы: «Готовы умереть за отечество и веру православную! Повелевай нами, Хмельницкий, повелевай и веди нас, куда честь и польза наша требует. Отомстим за страдальцев наших и за поругание веры нашей или умрем со славою…»
И снова вверх взметнулись шапки. С торжественными возгласами проходили казаки мимо своего гетмана в лагерь запорожцев, которые радостно приветствовали своих братьев.
Это было страшным ударом для поляков. Часть казаков, которые были в лагере Шемберга, тоже перешла к повстанцам, а за ними и драгуны, украинцы по происхождению. Пришло к восставшим и новое подкрепление — донские казаки вместе с запорожцами, которые были на
— Мы не одни теперь, — говорили восставшие, — с нами наши исконные братья.
При сложившихся обстоятельствах молодому Потоцкому и Шембергу ничего не оставалось, как идти на переговоры. Это устраивало и Хмельницкого. Он говорил: «Не губите себя понапрасну, панове, победа в моих руках, но я не хочу братней крови».
Поляки выделили для переговоров Чарнецкого, а Хмельницкий послал в польский лагерь как заложников Максима Кривоноса и сотника Крысу. Странные это были переговоры. Пока Хмельницкий угощал Чарнецкого и слушал его речи, Кривонос и Крыса в польском лагере уговаривали реестровых казаков, которые еще оставались там, перейти к повстанцам. Вскоре все реестровцы покинули поляков.
Шемберг, старший по возрасту и уже не раз бывавший в битвах, видел безвыходность положения польского лагери. Оставалось одно: согласиться на капитуляцию, выдать артиллерию с условием, что казаки позволят им выйти к Крылову. «Ни только для нас, но и для всего отечества будет полезнее, — говорил он на собравшемся совете, — если мы от несомненной гибели откупимся какими-нибудь маловажными орудиями; зато мы выиграем время, присоединимся к войску и дадим ему возможность, узнав вовремя о мятеже, не дать ему разгореться». Стефан Потоцкий согласился с доводами старшего товарища.
Но Хмельницкий не хуже своих врагов ведал об их намерениях. Однако к соглашению не пришли, и борьба продолжалась.
На рассвете о мая казацко-крестьянские полки выстроились, ожидая сигнала к новому штурму. Вперед выехал Хмельницкий.
Гремел его голос над полками.
— Братья и молодцы славного Войска Запорожского! Настал час, поднимите оружие и щит веры! Не бойтесь и не устрашайтесь лядской силы гордой и не бойтесь никакого их свирепства, ни их страшилищ, из кож леопардовых и перьев страусовых устроенных. Вспомните прежде бывших украинских воинов, которые мужеством своим многие страны воевали и устрашали. А вы, того ж берега дети, храбрых отцов сыны, явите свою природную храбрость против наступающих на вас неприятелей. Вам у бога прочтется вечная слава!
Пехоту поддерживала артиллерия. Закипела битва, которая длилась весь день. Казакам удалось прорваться к укреплениям и захватить их. Засев в шанцах, поляки продолжали ожесточенно отбиваться, однако надежд на спасение не оставалось. Наступила ночь.
В польском лагере собрались на совещание. Решено было отступать под прикрытием ночи. Устроили небольшой заслон в 40 телег и двинулись в сторону Чигорина.
Об этом Хмельницкий тотчас узнал через перебежчика-гайдука, и казаки немедля двинулись вслед за отступающими. Татары до этого, как позже писал посол Богдана Хмельницкого в Москве Силуян Мужиловский, «сбоку глядели, которому нога посклизнется». Увидев, что побеждают казаки, они также кинулись в битву.
Двигаясь быстрым шагом, поляки дошли на рассвете до балки Княжие Байраки. Здесь утром 6 мая их настиг конный авангард Хмельницкого и татары.
Вскоре все было кончено. Отряд Стефана Потоцкого был уничтожен. Много полегло в этот день жолнеров, а те, кто остался в живых, были ранены, в их числе и комиссар реестровых казаков Шемберг, а также сам неудавшийся полководец Стефан Потоцкий. Шемберга и Потоцкого Хмельницкий отправил в Запорожье, приказав беречь их пуще глаза, но Потоцкий по дороге скончался от ран. «Бедный, бедный пане Степане, — говорили казаки, —
Это первая победа восставшего украинского народа под Желтыми Водами еще не имела решающего военно-стратегического значения, потому что была разбита лишь авангардная часть вражеских войск, но она показала силу восставших, высокое военное мастерство их руководителей. Знаменательным было и то, что уже в этой первой битве народно-освободительной войны была получена поддержка от русского народа, оказанная донским казачеством.
КОРСУНЬ
Ничего не зная о поражении своего авангарда, коронное войско продвигалось на юг, чтобы закрепить предполагаемую победу Стефана Потоцкого.
Продвижение это было неспешным. Да и как такому войску идти на врага, когда сдвинуться с места и то стоило усилий. Казалось, выехали не на войну, а на панские гуляния. Каждый магнат приезжал в лагерь не только со своими хоругвями, но и с многочисленными возами. Чего здесь только не было! И посуда для пиров, и одежда, и постель, и ковры, и обильная снедь. Ехала и челядь для ухода за панами. Казалось, о войне никто и не помышлял. Панство ежедневно устраивало банкеты, кичась друг перед другом роскошью. Да и что там за война? С кем? С голодранцами, гультяйством, у которых и оружия-то настоящего нет. А они сила, они ум, они гордость Речи Посполитой. Армия Речи Посполитой была одной из лучших в Европе. Недавно умерший гетман Станислав Конецпольский приложил к этому немало усилий. Он настойчиво укреплял и армию, и пограничные городки, и замки, чтобы в случае народных восстаний было на что опереться. На это и уповали Потоцкий и Калиновский, двигаясь к Запорожью, пируя и гуляя день и ночь.
К 3 мая неспешно прошли Чигирин и остановились. До Желтых Вод оставалось более ста верст, а никаких вестей от посланного отряда так и не было. Что делать дальше? Коронный и польный гетманы, как всегда, спорили между собой. Наконец решили разослать отряды, чтобы узнать, что делается вокруг, и рыть шанцы для артиллерии. И тогда в лагерь пришло страшное известие о разгроме передового отряда. Его принес солдат, которому удалось бежать с поля битвы под Желтыми Водами.
Не хотели, не могли верить рассказанному. Решили: это хитрость Хмельницкого. Он послал солдата, чтобы напугать, ввести в заблуждение. Пытать его! А когда уяснили, что беженец рассказал правду, леденящее чувство страха охватило лагерь. Растерянность усиливалась гневом Потоцкого-старшего. Он ломал и крушил все, что попадало под руку. А потом, обессиленный, напивался до бесчувствия.
Оттягивать наступление было невозможно. Даже король выразил свое недовольство пассивностью войска и командующих. Владислав IV писал, что сам намерен ехать на Украину привести Хмельницкого к покорности. Он строго повелевал гетманам немедленно выступить против восставших.
Собрали военный совет. Потоцкий сидел хмурый и злой. После известия о смерти сына и пьяного буйства он еще не пришел в себя. Жизнь потеряла смысл, осталась только ярость и ненависть к этой земле, к ее людям, ко всему живому на ней. Едва проснувшись сегодня и снова осознав все, он тут же отдал приказ: жечь, казнить, уничтожать. Не оставлять ничего. Окрестные села пылали. Оставалась только черная и обугленная земля. Холодные оловянные глаза Потоцкого презрительно смотрели на панов. Он видел, что разодетый напыжившийся Калиновский готов был уже возразить каждому его слову. Остальные сидели растерянные и настороженные. И их роскошные одежды словно подчеркивали неуместность пребывания здесь и неспособность на какие-нибудь серьезные военные решения.