Боги богов
Шрифт:
— Не зарежет. — Небрежно ответил Жилец. — Нельзя поднимать руку на дочь матери рода.
— Тогда они возненавидят друг друга.
— И хорошо! Пусть ненавидят друг друга, а не нас с тобой!
— Если я позову толстую, ее мать сразу всё поймет.
— И черт с ней! Мамку — в расход, дочку на ее место, только так.
Жилец опять поднял глаза к потолку и улыбнулся. Выдержал паузу и медленно объявил:
— Учти, пацан. Если ты не убьешь старуху, я включу инфразвук. Твои носороги разбегутся. К тебе сюда не войдет ни Ахо, ни косоглазый — никто. Клянусь розовым мясом, я включу защиту на полную мощность и оставлю, пока батарея не разрядится. А потом взорву гранату в своей башке. Я лучше подохну, чем буду смотреть, как эти вшивые папуасы разводят тебя и заставляют
Марат чувствовал бешенство. Он не боялся Жильца, но боялся его правоты.
Вышел на задний двор. Здесь, меж двух вбитых в землю носорожьих ребер, висел на прочных ремнях личный сигнальный бубен Хозяина Огня, огромный, хорошо натянутый. Кожа, правда, была выделана скверно и по краям подгнила.
Взял малую дубину, размахнулся, ударил.
Привязанный к ограде пленник находился под воздействием волшебной таблетки, переживал эйфорию; от грохота он крупно вздрогнул, засмеялся и посмотрел на Марата масляными, влюбленными глазами, зрачки были расширены, по лицу текли огромные капли пота.
Четыре удара означали: Хозяин Огня желает подарить людям своего народа новое слово.
Кто прибежит первым, тот и будет фаворитом, решил Марат.
Но они явились одновременно и вбежали — мокрые, угодливые — плечом к плечу. Правда, Быстроумный задохнулся сильнее, нежели тренированный и физически крепкий Хохотун.
— Приведите мне дочь матери рода ндубо, — приказал Марат. — Очень быстро. Или я убью вас обоих.
Выпроводив раскрасневшуюся девушку, он уединился в капсуле. На всякий случай протестировал защиту (пилот проверяет технику каждый день, таково правило, усвоенное с детства), отсоединил пуповину от медицинского блока и включил морфосканер на полную мощность.
Сложный аппарат пожирал слишком много драгоценной энергии — но теперь, не сходя с места, Марат видел и слышал всё, что происходит в городище. По тепловому излучению, колебанию аур и звуковых волн техника моделировала точную трехмерную картину действий каждого аборигена, включая младенцев, пребывающих в животах своих матерей; восстанавливала жесты, расшифровывала гримасы и невнятные шепоты.
Марат видел, как Быстроумный и Хохотун вразвалку подошли к чувствилищу племени ндубо. Четверо крупных мужчин, вооруженных луками и топорами, преградили им путь и заявили, что мать рода не желает никуда идти. И тут же обильно вспотели в ожидании схватки и скорой смерти, потому что Хохотун легко мог убить всех четверых. Тетивы их охотничьих луков, слаженные из шейных жил носорога, не выдерживали сильного натяжения; Хохотун же получил в подарок от Хозяина Огня настоящую капроновую тетиву и с пятидесяти шагов умел насквозь пробить стрелой тело взрослой земноводной собаки. Но сейчас, к изумлению и удовольствию Марата, мускулистый начальник стражи не стал устраивать побоища — лишь картинно рассмеялся. Он явно сообразил, что налицо не обычный проступок, но бунт. В переводе на современный Марату язык — политическое преступление. Слово и дело государево. Если убивать заговорщиков — то при всех, торжественно. Понимая это, Хохотун обменялся взглядами с Быстроумным, и оба отступили без боя. Неторопливо, с достоинством проследовали по главной тропе, оставив справа хозяйство племени пчо, а слева — племени шгоро-шгоро, и вышли к большому костру.
Здесь перед ними расступились, а одного зазевавшегося юнца Быстроумный согнал с дороги ударом своей знаменитой палки: несколько гибких прутьев болотной лозы были плотно увязаны в фашину и обшиты кожей летающей змеи; даже легкий удар простейшего карательного инструмента заставлял жертву визжать и оставлял на ее
Палку внедрил Жилец.
Пока это был его единственный дар аборигенам Золотой Планеты.
Завидев царя, опоздавшие стали протискиваться из задних рядов ближе к центру, началась толчея, поднялся шум, в нескольких местах вспыхнула потасовка, но Голова Четырех Племен ударил в бубен, и понемногу установилась тишина.
— Слушайте слово Хозяина Огня, Земли и Воды, Сына Великого Отца, Убивающего Взглядом!
Четыре удара в бубен, пауза, еще четыре удара.
В конце сезона дождей воздух очень влажен — гудение бубна летит над холмами, пугает земноводных собак.
Общий костер горит плохо, его кормят влажным деревом. Много дыма, мало тепла. Полтора года назад Марат решил, что городской костер должен пылать неугасимо, подобно четырем родовым кострам, — но так и не придумал, кто и как должен поддерживать круглосуточное горение. В итоге нашли компромисс: костер зажигали дважды в день, утром и на закате, от четырех факелов, торжественно доставляемых от родовых костров четырьмя незамужними девушками, которых назначал Быстроумный; обычно его выбор падал на танцовщиц.
Хохотун стоит рядом с царем, но не слишком близко, он хочет быть самостоятельной фигурой; всматривается в мокрые от пота лица. Быстроумный набирает полную грудь воздуха и надсадно выкрикивает:
— Сегодня мать рода ндубо пошла против слова Хозяина Огня! Явился бродяга, и мать рода ндубо спрятала его в чувствилище рода ндубо! Хозяин Огня чувствует ярость! Хозяин Огня сказал: за неповиновение слову Хозяина Огня… для матери рода ндубо… — наказание…
Пауза. В толпе — ни звука. Даже дети молчат. Смотри, какой талантливый, подумал Марат. Хорошее, правильное тайное имя выбрал себе этот бывший третий топор племени великого репейника. Власть преобразила Быстроумного. Более того, она ему идет, власть. Он стал медленный, плавный и немногословный. Паузу держит, как хороший актер старой школы.
Четыре удара в бубен. Хриплый крик:
— …огненная смерть!!
Вопль вырвался из тысячи глоток, и две тысячи глаз расширились. Несколько ртов исторгли ругательства. Несколько десятков кулаков сжались от бессильной злобы. Хохотун и Быстроумный посмотрели друг на друга и одинаково ухмыльнулись.
Еще четыре удара.
— Слушайте слово Хозяина Огня! Радуйтесь и смейтесь! Когда сезон охоты будет окончен, и настанет сухой сезон, Хозяин Огня возьмет своих носорогов и уйдет в горы! С ним уйдут шестнадцать самых сильных мужчин, по четыре из каждого рода! Радуйтесь и смейтесь! Когда Хозяин Огня вернется, он принесет людям равнины много ножей и горькой пыли! Сегодня Хозяин Огня говорит людям равнины, что любит их! И в знак своей любви он дарит жизнь матери рода ндубо! А теперь идите к своим кострам, к своим детям и своему мясу, и помните слово Хозяина Огня, и повторяйте! Или Хозяин Огня убьет вас!
Разумеется, Марат не рассчитывал на взрыв ликования. Аборигенам еще рано было играть в игру под названием «казнить-нельзя-помиловать». Они станут практиковать такую забаву позже. Примерно через десять тысяч лет.
Да, они мало что поняли. Но любовь Хозяина, его милость, его великодушие — о да, Хозяин всерьез рассчитывал, что они оценят это.
Мужчины рода ндубо должны были прокричать свое обычное «ыыцз!!!». Ладно, не закричать — хотя бы вздохнуть жизнелюбиво.
Женщины рода ндубо, более умные и сдержанные, должны были сказать друг другу: «Ахо! Хозяин Огня страшен в гневе, но добр. Он не злой, он строгий».
Однако сканер, даже переведенный в режим наибольшей чувствительности, не уловил ни одного радостного возгласа, ни одного доброго слова в адрес Хозяина Огня. Только когда двое мальчишек самого шебутного, хулиганского возраста — полтора-два года, — забравшиеся для лучшего обзора на кривую крышу одной из хижин, не удержались и сверзились, сначала один, потом второй, ухваченный первым за грязную пятку, — кто-то в редеющей толпе лениво засмеялся.
Прочие аборигены разошлись в молчании. Удивленные, озадаченные, но по большей части — равнодушные.