Боги должны уйти
Шрифт:
Ни один воин не двинулся с места, чтобы прикончить беглеца. К чему вмешиваться в зрелище, достойное забав Кецалькоатля? Планы бога вне разума людей. Пусть бежит, ползет, скачет в ужасе по скалам. Возможно, трусливое бегство с принародным оскоплением и было главным замыслом Великого Шутника, который собственноручно тянет нитки судеб из запутанного клубка.
– Ты на кого поставил? – спросил Ухо Пса у Глаза Кондора.
– Мой был третьим. А Несокрушимый, как всегда, продул. Его омельгон сошел первым.
– 7-
Жабий
– Воины Солнечной Долины! Хватит игр! Дело не терпит. Пернатый Змей принял половину жертвенного подарка. Пленники сами убежали на небо. Возблагодарим же богов! За то, что они всегда с нами, и приняли се скромный дар. Продолжим праздник вознесения! Боги мудры. Они знают, нашу судьбу. Пусть не побрезгует Владыка Мира принять остальные дары в Храме Уснувших Богов!
Воины отправились собирать разбросанные по кукурузному полю останки беглецов. Они грузили мертвые тела на волокуши. Любопытная толпа детей с гиканьем встретила процессию на окраине деревни. Мальчики с ужасом разглядывали униженные тела взрослых, и это не добавляло радости чутким сердцам.
Оскопленных омельгонов бросили в ноги смертниц, и те протяжно завыли, вперив отекшие глазницы в небо.
Похоже, людоеды тоже верят, что в хрустальном замке на золотых подушках их поджидает бессмертное божество. Омельгоны зовут его Оякулла и не разрешают рисовать его лицо. Однажды дети заметили, что подлые твари соскребают наши рисунки с мегалитов около рассыпанной пирамиды.
Мы с ребятами устроили там соревнование. Нарисованный мною Пернатый Змей получился живее и красочнее остальных. Секрет прост. Мама добавила в охру немного гевеи, и танцы богов до сих пор не смыли дожди. Приятно думать, что после моей смерти нарисованные боги будут еще долго кружиться в веселом хороводе.
Жрец снова зазвенел бубенцами.
– Пора, дети мои, – сказал он. – Сплотимся и взойдем по ступеням храма. Отнесем тела оскопленных омельгонов и пожертвуем богам их жен. Пернатый Змей, владыка душ, отблагодарит наше племя за дары. Дарственной кровью смоем с памяти неба грязный проступок дев, и светлый дождь оросит кукурузные стебли! Пусть напитает он животы младенцев и даст добро удачной охоте во славу Пернатого Змея!
– Во славу Пернатого Змея! – откликнулся хор воинов.
– Возложим жертву на алтарь, воскурим дымы, и сердце бога смягчится, засуха отступит от полей. Божественное дыхание пригонит тяжелые тучи, наполнит кувшины влагой, а леса многоплодной дичью.
Вороньи перья на голове качнулись от ветра. Жрец с опаской придержал убор.
– Пора! – продолжил он. – Небеса торопят, боги ждут!
– Небеса торопят, боги ждут! – повторили воины, строясь в шеренгу.
Несокрушимый сказал:
– Только воины последуют за жрецами. А женщины и дети останутся дома.
Женщины
– Подруги, вы слышали, что задумали храбрецы? Им, видите ли, пора на праздник! А нам, стало быть, пора варить щи, плести циновки и кормить младенцев?
– Как? Женщины останутся дома? А мужчины уйдут одни?
– Не должны ли жены во время праздника стоять рядом с мужьями, а дети сидеть на широких плечах?
– Небеса торопят мужчин? Но мы знаем, чем пахнут небеса в городе Уснувших! И, конечно же, не только тыквенной брагой!
– К чему нашим мужьям жены, если в городе полно шлюх?!
– К чему стаду лежебок вся деревня, если завтра состоится большая игра в мяч?
– Несокрушимый вождь, ответь на вопрос, но ответь, подумав: если воины уйдут, кто будет охранять деревню? – спросила мать.
Слова жены Несокрушимый не мог попустить мимо ушей:
– В Храм Надежд уйдут лишь воины, а неполовозрелые мальчики и безусые юноши останутся. Они справятся с мышами и сороками, главными врагами женщин. Уверен, что за время праздника, другие опасности не потревожат ваших снов. Омельгоны разбиты. Бояться больше некого.
– Никогда раньше мужчины не оставляли жен во время праздников. Женщины и дети обязательно должны пойти в храм Надежд. Редкая красивая церемония проводится лишь раз в двадцать лет. Молодые девушки состарятся, так и не побывав на празднике женихов и невест.
– Что сказал жрец – о том помыслил бог. А жрец сказал, что женщины – греховны. Поэтому лишены праздника.
Жабий жрец к этому добавил:
– Пернатый Змей запретил потакать прихотям женщин. Тяжкий грех, содеянный Синевласой Ланью, до сих пор не отмыт. Поэтому наказание разделит весь женский род.
– Это не справедливо! Чем виноваты остальные женщины?
– Женщины останутся без праздника, так как веселье после греха недопустимо, – сказал Жабий жрец, тыча пальцем в сторону города Уснувших.
– Пора! – вождь обвел суровым взглядом строй воинов, его жезл поднялся и указал в сторону далекого невидимого храма. – Идти далеко. Поспешим.
Жрец дернул за веревку, приросшую к языкам пленниц, они хором завыли, рой мух взвился над дурно пахнущими телами.
– Поторопитесь, воины! В путь! Иначе насекомые раньше времени полакомятся нашими дарами.
– Посмотрите, что творится с омельгонками! – кто-то крикнул из толпы.
Жрец оглянулся и замер с разинутым ртом.
Кожа пленниц вздулась, и шевелилась, словно в нее залезли шершни. Там где лопались пузыри, из гнойных ран вылуплялись крупные мухи и с гудением взмывали в небо. Жужжание заглушило звон бубенцов на ритуальных сандалиях. Черная туча, как густой дым, нависла над толпой.
– Такие кровососы в наших краях не водятся, – удивлялся народ. – Да и мухи ли это?
– Это черные осы – еда омельгонов. Где омельгоны – там трупные осы. Они питаются друг другом.