Боги должны уйти
Шрифт:
Увидев меня, младшая сестра Маленькая Лилия заплакала:
– Синевласая, беги! Жабий жрец пришел за тобой. Он сказал, что ты мыла ноги в Святой Чистоте, и Пернатый Змей увидел твое отражение. Бог влюбился в тебя. Он призвал тебя. Ты красивее всех. Прощай!
Подруги, укоризненно зацокав языками, обступили меня тесным кругом:
– Убегаешь? От смерти не убежишь. Прощай, подруга.
Печаль перекосила их скорбные лица. Глупые девчонки старались изобразить великое горе, замазали щеки и лбы сажей, но траурные маски сползли, потоками слез рисуя на лицах невообразимо смешные
– Как ты могла! Ах-ах-ах!
– Теперь ты стала невестой Пернатого Змея. Попроси у него изумрудный глаз и будешь знать, что случится в следующем году.
– Лучше попроси у него рубиновый коготь и станешь непобедимой.
Я не смогла растолкать завистливую свору:
– Пустите, дайте пройти.
– Стой, Синевласая! Ты никуда не уйдешь, – качнулись орлиные перья вождя, и подруги примолкли. Голос Несокрушимого, обожаемого отца, разорвал сердце:
– Свершилось непоправимое, дети мои. Смертельная жажда опалила Солнечную долину, сожгла дивные луга и леса. Старший жрец и я долго искали причину лютой ненависти богов к нашему народу. Тайные посланцы изыскивали нарушителей в каждом доме. Наконец виновник обнаружен. Теперь мы знаем из-за кого лоно земли избороздили трещины ада. Старший жрец древней волшбой и молитвами искупит вину преступного рода. Смерть моей дочери на скале Виноватых Женщин спасет Солнечную долину от ярости богов.
Я простерла руки к вождю:
– Отец, за что? Бога нет!
– Несчастная, это скажи ему, разгневанному Пернатому Змею.
Я кричала и плакала, умоляла вождя не совершать ужасной глупости:
– О каком боге вы говорите? Перед кем я виновата? Кецалькоатля никто никогда не видел. И не увидит. Я знаю. Он мертв. Его кости леденеют на дне Святой Чистоты. Они там, сходите, посмотрите. Гигантские белые кости, торчащие из воды, – вот ваш бог!
– О, люди, что она говорит?
– Не слушайте ее, – Несокрушимый опустил глаза и крепко сжал руку матери, которая едва держалась на ногах.
– Мама, хочешь, я принесу тебе зуб мертвого бога?
Отец продолжал:
– Боги простят наш род, после того, как палач предаст лютой казни преступное тело моей любимой дочери. Да… Любимой. Но, именно ее старший жрец отведет по Дороге Мертвых.
Ужас в глазах матери доказал, что вождь не шутит. Жабий жрец после этих слов воздел жезл смерти к потолку и с силой бухнул черенком об пол. Топоры и боевые маски на стенах задрожали.
– Пернатый Змей услышал слово Несокрушимого! Оно порука благочестию! Да исполнится обещанное! Да насытится месть богов!
Жрец ударил нарисованным на колене глазом в бубен, потом вскинул руки вверх и во все горло завопил:
– Слушайте, люди! Вот что явилось Старшему жрецу в священном тумане! Вот что необходимо для почитания бессмертных! Искупление!
Он закатил глаза под лоб, белки сверкнули, как вареные яйца. Руки и ноги начали мелко дрожать, голова свесилась на грудь. Он зажужжал, потом воздел руки вверх, глаза его метались из угла в угол, словно давили мух на потолке, уши ловили невесомый звон. Он что-то разглядел в верхнем углу и начал осторожно подкрадываться к добыче. Со стороны казалось, что дикий взгляд жреца наткнулся на конец запутанного
– Три всадника на единорогах…
Толпа, набившаяся в дом, вздрогнула и замерла, в глазах женщин застыл ужас. Жрец завыл, как ночной койот:
– Три всадника на единорогах прислали наказ!
Я снова попыталась улизнуть из страшного места. Но Крученая Губа с Ухом Пса успели схватить за плечи и повалили на колени перед бесноватым жрецом, дико вращающим глазами:
– Выбор сделан! Бог дождя указал перстом на деву нашего племени. На самую стройную и нежную плотью…
– О-о-о! – застонали воины.
– Она одна усмирит гнев богов, – указательный палец жреца едва не пронзил мой лоб. – Ее кровью наполним чашу греха, пусть возрадуется Кетсаткоатль и пошлет нам светлых дождей.
По щекам женщин потекли слезы. В глазах Крученой Губы я заметила дикую радость. Тварь… Это она выследила нас с Храбрым Лисом у святилища, это она, ревнивица, предательница, убийца, привела Ухо Пса к месту наших свиданий.
Жабий жрец бил в бубен и выл в потолок:
– Плачьте, женщины, плачьте! Ваша сестра усмирит гнев богов. Мы долго скрывали красоту этой девы. Но чары созревшей лилии заметил Кецалькоатль у водоема слез…
– Ойух! – закричали воины.
Жрец снова ударил жезлом о пол:
– Так сказал мне Пернатый Змей: «Восполни поруганный источник слезами, которые чище росы на весенних цветах, иначе твой род погибнет».
– Ойух-ойух! Иначе род погибнет! – повторили мужчины, топая ногами.
Ритм барабанов стал тяжелым, как дыхание борца, накурившегося маккао.
– Немало слез должна пролить преступная дева, чтобы разрушить каменную гордость господина, – с этими словами жрец ударил бубном по лбу, а потом прошелся им по преклоненным головам воинов.
– Ойух! Ойух! – кричали они, словно жрец благословлял на войну.
– Да свершится! – жрец вытащил из мешка большую жабу и вместе с ней принялся скакать по кругу, подпрыгивая чуть не до потолка.
– Ийуйя! – гудело племя, поднимая руки к летящему жрецу.
Дом Побед превратился в желудок, изрыгающий в небо утробные крики, плач и проклятия. Меня схватили за руки, и, не позволяя вздохнуть, бросили в ноги отца. Сквозь бой тамтамов и завывание жрецов я прокричала:
– Взгляду Несокрушимого подчинилась арена Вождя-всех-Вождей! Воины повинуются только тебе, отец. Ты не отдашь меня жрецам!
Он ответил:
– Дочь моя, мы гордились твоей красотой в жизни, да возгордимся же кончиной. Помни: всем умирать… Но не каждый погибнет так, чтоб навеки остаться в сердцах людей. Каждый стон, вырванный из груди мастерством палача, мы сохраним в летописи нашего рода.
Над моим ухом с приторной ухмылкой заворковала Крученая Губа:
– Будет больно. Очень. Но не плачь, Синевласая. Порадуйся, что войдешь в обитель сладострастного бога в столь юном возрасте.
– Подожди, узнаешь, что я сделаю с тобой, когда позабудется эта история.