Боги и человек (статьи)
Шрифт:
Я, конечно, и далее могу продолжать, но лучше вам почитать, например, «Белый клык» и кучу других гораздо более литературных произведений, чем мои, и все там – истинная правда. Потому я и заключаю, что у высших млекопитающих гораздо больше аналитического ума нежели инстинкта. При этом этот аналитический ум именно самосознание, как вы только что видели. Самосознание себя в окружении нас.
Установив, что высшие животные (читайте также мою статью «Почему ныне из обезьян не происходят люди») от нас отличаются по интеллекту только тем, что не ходят десять лет в школу, я решил спуститься немного ниже по иерархической лестнице, прямиком к насекомым. Притом не к групповым (социальным) типа пчел и муравьев, а к – индивидуалам, типа нас с вами. Поэтому я и оказался в книге гениального энтомолога позапрошлого века Жана–Анри Фабра «Осы–охотницы».
Но
Вот почему я его так сильно полюбил. И добавлять тут больше нечего.
Зачем мы понавешали так называемые «камеры наблюдения»?
Фабр обследует норку осы вида сфекс, когда этот сфекс приносит добычу к своей норке в два раза тяжелее самого себя. («Однажды я отнял у песчаной аммофилы гусеницу, которая была в пятнадцать раз тяжелее самой осы»). Добыча эта не убита, а парализована тремя уколами жала и она будет жива, но неподвижна еще больше месяца, как раз столько времени, чтобы личинка сфекса могла питаться живой плотью, но не мертвечиной, чтобы не отравилась продуктами распада – трупным ядом. Но пока не в этом дело. Дело в том, что сфекс обязательно перед норкой сваливает со своего горба парализованного жука и идет проверять норку, оставив жертву около устья. Фабр за это время отодвигает жука от норки подальше и ждет, что будет дальше? Из норки появляется сфекс, видит, что добыча его не на своем месте, и снова подтаскивает к норке, а сам вновь ныряет в нее. Фабр полагает, что проверять, не занята ли норка паразитом, который в его отсутствие отложит свое «кукушкино» яичко, из него вылупится личинка паразита, быстрее поедающая и растущая, так что его собственная личинка погибнет от голода. Но, опять же, не в этом дело. А в том, что Фабр сорок раз подряд отодвигал парализованного сверчка, и сфекс сорок раз подтаскивая его вновь к устью норки, спускаясь в нее каждый раз на проверку. Фабр устал с ним соревноваться и бросил эту затею, решив, что сфексу «чужда способность приобрести хотя бы малейшую опытность из своих собственных действий».
Затем Фабр нашел другую колонию сфексов. И начинает вновь отодвигать от норки парализованных сверчков. «После двух или трех раз с прежним результатом сфекс садится на спину сверчка, схватывает его челюстями за усики и без задержек втаскивает в норку. Кто остался в дураках? Экспериментатор, которого перехитрила умная оса. И соседи его, хозяева других норок, где раньше, где позже, словно догадываются о моих хитростях и без остановок вносят дичь в свои галереи». Фабр заканчивает: «У сфексов как и у нас: «что город, то норов, что деревня, то обычай»».
Замечу сразу, что я не занимаюсь энтомологией как таковой, меня интересует только проявления разума и инстинкта, а также соотношения их друг с другом. В смысле, не путаем ли мы вилку с бутылкой. Что касается нежелания сфекса приобретать опытность, то я недаром употребил заголовок насчет камер наблюдения, каковые навешиваются собственно не для пользы, а для того, чтобы показать некую приверженность моде и размер кошелька. Поэтому 30 процентов камер, навешенных во всех углах, вообще не работают, в 30 процентах камер нет пленки или давно обрезаны провода, 30 процентов что–то пишут, только никто никогда не смотрит, что там написано, и только 10 процентов выполняют задачу, для которой камеры, собственно, и подвешены. Но ведь мода на камеры не проходит, она, наоборот, шествует по планете как миниюбки или мобильники. Поэтому тот упрямый сфекс, который 40 раз повторял заведомо неэффективное действие, мне сильно напоминает любителей развешивать, где надо и не надо, камеры наблюдения.
Напротив, та колония сфексов, которая после второго–третьего раза прекращала делать глупость, неплохо соображает. И, я думаю, что таких колоний за прошедшее со времен Фабра (1823–1915) годы стало больше, ибо они не затрачивали свои силы на бессмысленную работу, а применили их с большей для себя и своего потомства пользой. Отсюда вытекает несколько следствий.
Во–первых,
Во–вторых, должны найтись много Фабров, каковые бы начали тренировать сознание сфексов. И таковые нашлись в данной конкретной колонии. Я даже вполне готов предположить, что в результате вторые сфексы научились понимать движение времени, и у них выходило, что именно за тот промежуток его ничего страшного с норкой не могло случиться. Так что и проверять так часто норку ни к чему. Первая же колония сфексов жила в таком многочисленном окружении воров или вредителей, что и сорок раз проверять норку не считалось у них лишним.
«Не смерть, ни жизнь», но модификация
Фабр пишет: «Съев последнего сверчка, личинка начинает ткать кокон. Эта работа занимает менее двух суток. Теперь личинка может, защищенная своим непроницаемым покровом, впасть в то глубокое оцепенение, которое ею овладевает. Начинается безымянное состояние (ни сон, ни бодрствование, ни смерть, ни жизнь), которое длится примерно десять месяцев. Тогда перед нами появится молодой сфекс».
Давайте заглянем в матку женщины, где лежит оплодотворенная сперматозоидом яйцеклетка. Там ведь тоже образуется червячок, личинка, и эта личинка кушает свою маму. Недаром в это время у женщины происходит самый сильный так называемый токсикоз. Потом наступает очередь ткачества кокона, у людей этот кокон называется плацентой. А так как в матке у женщины гораздо уютней, чем в земляной норке на глубине 15 сантиметров в зимнюю пургу и весеннюю слякоть, с вполне реальной возможностью попасть под каблук сапога, то и женский кокон – плацента служит лишь границей между мамой и ребенком. Который пока – просто червячок.
В связи с этим фраза Фабра ни сон, ни бодрствование, ни смерть, ни жизнь является заведомо несправедливой. Ведь он знает, что в кокон на 10 месяцев спрятался червячок, а из кокона выйдет совершенно взрослый сфекс, которому остается только расправить аккуратно и четко сложенные наподобие парашюта свои крылья. Но ведь и человечек появляется на свет точной копией взрослого человека, со всеми без исключения атрибутами, включая половые органы. И почему–то мы не говорим, что ребенок в утробе матери ни спит, ни бодрствует, ни умер, ни живет. Мы говорим, что он растет, развивается, хотя более знакомые с этим делом утверждают, что он проходит все стадии всего живого на земле, включая стадию рыбы с жабрами. Другими словами, он модифицируется, притом весьма ускоренными темпами, проходя, в том числе и стадии сфекса.
Именно в стадии куколки как сфекс, так и человек совершает фантастическое превращение, примерно такое же невероятное, как наковальня или кувалда превратились бы в компьютер или хотя бы в мобильный телефон. Поэтому отношение к кокону сфекса должно быть точно такое же, как и к кокону человека. Тогда простому люду была бы более понятна биология. И вообще жизнь на земле.
Тут возникает два вопроса. Зачем–то ведь надо проходить эти стадии? И почему они у человека проходят за один раз, а у сфекса разделяются на стадию червячка–личинки и куколки. На второй вопрос ответить легко. Сфекс хотя и больше обычной мухи, но по весу он такой же, что говорит за его не слишком большую как жирность, так и вес мяса, каковое обладает невероятной силой, сфекс может даже немного пролететь с весом, превышающим раз в десять свой собственный. А наши машины и самолеты могут передвигаться только с весом, равным собственному весу. Видите, какая эффективность? И все благодаря тому, что в сфексе и вообще у насекомых воды (основной состав жира) в организме относительно раза в три меньше, чем у млекопитающих. То есть, насекомое ни в коем случае не может прокормить свое потомство своей плотью как люди, например. Поэтому яичко сфекса можно выкормить только чем–то посторонним, о чем и заботится его мама. Но так как у разных там ископаемых питекантропов находят в желудках остатки насекомых, то, само собой разумеется, что насекомые – предварительный этап эволюции человека. И этап этот не столь эффективен.