Боги и люди
Шрифт:
В комнату входит барон Эмбс.
– Барон, я просила вас принести.
Эмбс с поклоном протягивает свой патент.
– И пусть вам будет стыдно, князь! – Она швырнула патент Лимбургу. – Это патент на звание капитана. Барон прославился военными подвигами, а не выяснениями несчастных обстоятельств жизни несчастной женщины.
– И все-таки я ей не верил. Точнее, верил… и не верил. Мои люди много раз подпаивали этого подозрительного барона. Но ни слова от него
– Я прошу простить меня… – сказал несчастный Лимбург, возвращая патент. – В последний раз.
– Я слишком хорошо вас знаю. Этот последний раз будет длиться вечно. Ступайте, я хочу дочитать письмо. – И она демонстративно взяла со столика письмо и погрузилась в чтение.
– Я не смел спросить ее, что это за письмо, но умирал от любопытства.
– Это письмо от гетмана Огинского из Парижа, – сказала она, усмехаясь и глядя на князя.
– Рошфор рассказывал мне о ее связи с гетманом. Призрак этого сиятельного любовника никогда не давал мне покоя. Проклятие!
Через несколько дней – в замке Оберштейн.
Лимбург ставит перед принцессой бронзовый шандал с экраном. Торжественно зажигает свечу – и на экране видна картина: она гадает, и кораблики с зажженными свечами плавают в серебряном тазу.
Но она не оценила подарка.
– Какая прелесть, – говорит она равнодушно. И добавляет: – Я хочу, чтобы вы пожили немного в Нейсесе, а я поживу пока одна здесь, в Оберштейне. Я хочу, чтобы вы проверили, Телемак, действительно ли хотите взять меня в жены.
– И очень скоро я узнал от своих слуг в Оберштейне, что ее навещает там некий незнакомец. Он приезжал к ней обычно ночью из городка Мосбах. В донесениях моих слуг он именовался «мосбахским незнакомцем».
В тюрьме Лимбург и Рошфор сидели за бутылкой вина.
– Это невыносимо, граф, – жаловался Лимбург, – я уже не имею права жить с нею. Когда я начинаю объясняться в любви, она заявляет: «Ах, мой друг, вы любимы. И очень стыдно в ваши лета быть столь ревнивым, мой Телемак». Она выгнала из Оберштейна всех. Даже этого странного барона Эмбса она отправила в Париж вместе с де Марином – торговать моими орденами. И они продают их бог знает кому… А в Оберштейне все стонут от ее самоуправства!
Рошфор хохочет.
– Но самое гнусное: каждую ночь к ней приезжает некто, мои люди слышали польскую речь.
Рошфор покатывается со смеху.
– Это Огинский! Клянусь, это проклятый гетман! Ну, хорошо, хорошо, я признаю, вы были во всем правы, граф, – вздохнул Лимбург, – И вот письмо, которое она получила. да-да, я был в замке, я обыскал, я унизился и до этого. – Он протянул письмо Рошфору: – Читайте!
Под письмом стояла дата – 12 ноября 1773 года. Письмо было написано по-французски, без подписи.
Рошфор
«Горю желанием, Ваше высочество, принести Вам знаки своего уважения, однако есть причины, мешающие мне открыто это осуществить. Одетый по-польски, боюсь привлечь внимание слишком многих любопытных. Поэтому для встречи предлагаю постороннее место, чтобы укрыться от взоров ненужных наблюдателей. Для этого я нанял дом в Мосбахе. Если Ваше высочество признает это приемлемым, Вас проводит туда преданный мне человек».
Лимбург в бешенстве шептал:
– Огинский! Проклятый поляк!
Странно, – сказал Рошфор. – Я был знаком с гетманом в Париже, он слишком осторожен для подобных приключений.
Стояла глубокая ночь.
У стены замка Оберштейн привязаны две лошади. Открылась потайная дверь в стене – в темноте появилась принцесса в сопровождении незнакомца. На принцессе черный плащ, она в мужской одежде. Незнакомец, молодой человек, тоже в черном плаще и в треуголке.
Молодой человек отвязал лошадей – принцесса легко вскочила в седло. И они поскакали в лунной ночи по лесной дороге.
Лимбург и Рошфор, верхом, прячась в тени деревьев, наблюдают всю сцену.
Рошфор тихо смеется:
– Мы будем в Мосбахе раньше, я знаю кратчайший путь.
– Я разоблачу бесстыдную лгунью! – в бешенстве шепчет Лимбург.
Они скачут по дороге – в ночь, в которой скрылись принцесса и незнакомец.
Большой дом на окраине Мосбаха. Спит городок. Темные дома освещены луной.
Стук копыт. К дому подъезжают принцесса и молодой незнакомец.
В тени деревьев их уже поджидают Рошфор и Лимбург на лошадях.
– Открывайте ворота, – кричит по-польски незнакомец.
Из ворот выходит мужчина в расшитом польском кунтуше, в широкой шляпе, скрывающей лицо.
– Огинский! – шепчет Лимбург.
Мужчина в польском кунтуше низко кланяется принцессе, помогает ей сойти с коня. И, встав на колено, целует руку.
– Ни с места, господа! – не выдерживает Лимбург и выскакивает на лошади из тьмы.
Молодой незнакомец тотчас выхватил шпагу, но Рошфор, появившись с другой стороны дома, выбил шпагу у него из рук.
– Боже мой, – вскричала принцесса, обращаясь к Лимбургу, – вы сошли с ума!
– Я вызываю вас, гетман! – бессмысленно кричит Лимбург человеку в кунтуше.
Лунный свет падает на его лицо.
– Я был прав, это не гетман, – устало усмехается Рошфор.
– Простите, князь Карл, – почтительно обращается принцесса к человеку в кунтуше, – но вас приняли за другого… Позвольте вас познакомить с моим женихом и просить прощения за то, что это знакомство происходит при столь странных обстоятельствах. – И она торжественно представляет: – Его высочество князь Карл Радзивилл, виленский воевода. Его высочество князь Филипп Фердинанд Лимбург.