Боги и люди
Шрифт:
Грейг вздохнул:
– Клянусь, я вас выпущу на палубу, как только мы выйдем из Плимута. К сожалению, весть о вашем плене каким-то путем достигла Лондона. И множество любопытных на лодках плавают совсем рядом с кораблем. Я хочу, чтобы вы поняли мои побуждения. Я не могу вас выпустить сейчас. Мой совет: не казните себя, сделать все равно ничего нельзя. Читайте. Отдыхайте. И надейтесь на судьбу: русская императрица милостива.
Он вышел из каюты. Раздался стук засова.
– Браво! –
– Я все поняла, госпожа! – Франциска вскочила со стула и бросилась к двери.
Как только принцесса улеглась на полу и закрыла глаза, Франциска начала безостановочно стучать в дверь и кричать:
– Умирает! Умирает! – Кричала она по-французски и по-немецки. И кулаками била в дверь.
Наконец дверь раскрылась, и испуганное лицо матроса возникло в проеме.
– Умирает! – кричала Франциска и тащила принцессу за руки на палубу.
– Не положено, – отбивался испуганный матросик.
Но вид лежащей замертво женщины произвел впечатление. Он помог Франциске вытащить принцессу на палубу.
– За лекарем беги, за лекарем, – кричала Франциска по-немецки, пытаясь объяснить знаками матросу, что делать. Матрос понял и уже хотел бежать. Но принцесса не выдержала. Она вскочила и бросилась к борту.
Она была уже у борта, она видела лодки на воде, размахивающих руками людей в лодках, когда верткий матросик настиг ее у борта.
– Не положено, барыня, – умоляюще просил он, держа принцессу. – Не положено, барыня.
Люди в лодках что-то кричали…
В каюте она упала на кровать и зарыдала впервые по-настоящему – страшно и беспомощно.
Корабли уходили из Плимута.
Тюрьма в галантном веке
В наше время, мой друг,
в тюрьме встречаются
и очень приличные люди.
Весной 1775 года императрица находилась во дворце в Коломенском. Шла подготовка к великим торжествам по случаю празднования Кючук-Кайнарджийского мира с Турцией.
В кабинете императрицы Рибас и Христенек увидели идиллическую картину: Екатерина кормила сухарями и сладостями семейство левреток. На столе лежал том ее любимого Вольтера. В распахнутое окно было видно, как по реке медленно плывет лодка. Звонили колокола.
Рибас и Христенек с умилением
– Вы тоже принимали участие в поимке самозванки, господин Рибас? – продолжая кормить левреток, спросила Екатерина.
– Самое незначительное, Ваше величество. Все совершил господин Христенек, как о сем справедливо написал Его сиятельство.
Наконец прожорливые маленькие собачки насытились, и императрица углубилась в письмо Орлова.
«Бедный граф все описывал нам свое коварство по отношению к злодейке, чтобы еще и еще отводить от себя всякие возможные подозрения: де ничего у него с разбойницей не было – ни любви, ни какого дальнего расчета. Одно только усердие к исполнению нашей воли. Но, к его несчастию, нам слишком хорошо знаком характер сего человека со шрамом. Особенно трогательно звучало его заявление, как он боится мести жалких горожан».
Екатерина оторвала глаза от письма. И взглянула на обоих посланцев.
– Уж очень опаслив стал граф Алексей Григорьевич, совсем на себя непохож. И яда боится, и пули.
– Сильные волнения в Ливорно, Ваше императорское величество, – невозмутимо ответил Рибас.
– А вы что нам скажете о сем предмете? – Она устремила взгляд на Христенека.
– Именно так, – усмехнулся Христенек, показывая сей усмешкой, что Рибас лжет.
– Как по-вашему, господин Рибас, – продолжала Екатерина, – почему граф не исполнил нашего предписания: не потребовал немедля выдачи самозванки у сенатора рагузского?
– Со всей рабской верностью могу сказать, матушка государыня: не было у него такой возможности. Уплыла она из Рагузы, когда письмо от Вашего величества он получил. Но, не щадя ни живота, ни доброго имени, действовал Его сиятельство, чтоб всклепавшую на себя чужое имя захватить и в Россию доставить. Только об этом и мыслил.
И опять Христенек улыбнулся и показал императрице, что Рибас лжет.
– Отпусти их, матушка, не мучай.
Через потайную дверь в стене в кабинете появился сам фаворит. Екатерина улыбнулась Потемкину и благосклонно обратилась к посланцам:
– Идите с Богом… Отдыхайте после дороги…
– Изменник Алешка, – сказал Потемкин, когда они остались одни, – и весь их корень проклятый лгущий. А как понял, что не получится, что она самозванка всего лишь, только тогда предать ее тебе решился. Но подло – любовью сначала натешился. А потом, как последнюю девку…
– Она и есть последняя девка, беспутная да наглая, – ласково прервала Екатерина. – А граф есть человек, нам преданный. Опять ты позабыл мою просьбу. Главную. Никогда ни в чем не стараться вредить Орловым в моих мыслях. Они мне друзья, и я с ними не расстанусь. Это я сказала тебе, когда ты в мои покои в первый раз вошел, и сейчас повторяю. Умен будешь – нравоучение примешь.