Боги крошечных миров

Чурсина Мария Александровна

Казалось, он никогда больше не станет называть её по-другому. Ни эфемерно-дружелюбное «дорогая», ни горько-сладкое «племянница», только прохладно звучащий титул, как выжженное клеймо на лбу, «императрица». Возможно, он обращался вообще не к ней, и чем больше Орлана жила с этой мыслью, тем больше убеждалась — не к ней, ведь и правда.

— Я много хочу, но я многим и жертвую. — Она сидела, сложив руки на коленях. Усесться на его кресло — огромная вольность. Прикоснуться к чему-нибудь на столе Ордена — смерти подобно. Впрочем, она уже и так балансировала на тонкой грани. Ещё

немного, и он бы не совладал с собой, тогда — держись, императрица. — Я больше не в состоянии с ней бороться.

Она зажмурилась, шепнула: «замолчи!» и прикусила губу. Орден неслышно встал рядом, взял Орлану за запястье, рванув манжету платья, так что едва не отлетели пуговицы. Он долго смотрел на её ладонь, освещённую белым пламенем, заставил поднять руку выше, так что хрустнули кости. Заныли судорожно распрямленные пальцы.

— Прекрати трястись, ты меня сбиваешь. — Минута пытки, и он выпустил её руку. — Да, ты впуталась. И я тебя предупреждал.

Орлана бездумно расправляла складки на подоле платья, слушая его шаги. Из угла в угол, от письменного стола, заваленного старыми записями, к двери, обратно. Он замер у кресла и взял Орлану за подбородок, заставляя её поднять голову. Осторожно коснулся правой щеки.

— Больно?

По его лицу метались отсветы белого пламени, и глаза ей резало ярким светом. Орлана слабо попыталась вывернуться.

— Да.

Орден выпустил её, раздражённо отряхивая руки одну о другую. Пересыпался драгоценный песок в камнях его перстней.

— Почему ты не предупредила меня раньше?

Она закрылась рукой от яркого света. Своды комнаты уходили в темноту, но шар белого пламени висел совсем низко над креслом, и о, как Орлане хотелось убраться отсюда, в свою спальню, в спасительный сумрак. Но это значило бы — снова оттянуть решение проблемы на неопределённый срок. Испугаться, проще говоря.

— Я думала, всё обойдётся, — сдавленно выдохнула она.

Орден усмехнулся, давая ей минуту, чтобы прочувствовать глупость своего оправдания.

— Ну и как, обошлось? — приторно поинтересовался он.

Ей предстояло вытерпеть его иронию. Иначе — зачем вообще явилась?

— Нет. — Орлана тяжело вздохнула — боль проснулась и затянула мерзкую песенку внизу живота. — Раньше обходилось, потому что я была сильнее. А сейчас, из-за Эйрин, из-за Олриска с его интригами, и демоны знают, из-за чего ещё, мои силы подточены. Понимаешь же, если бы я не была в отчаянии, я бы к тебе не пришла.

— Вот и дура, — с чувством произнёс Орден, как будто только и ждал этого момента. Как будто для него и родился. — Глупо приползать к целителю, когда пора на кладбище.

Орлана сжала подлокотники кресла.

— Так ты мне поможешь?

— Попытаюсь, если очень попросишь. Ну а если не выйдет — провожу в семейный склеп, так уж и быть. — Он ушёл в дальний угол комнаты и камнем из перстня открыл замок ниши. Скрипнула давно никем не тревожимая дверца. Орден подманил к себе белое пламя и с полминуты смотрел туда, задумчиво сузив глаза. — Начинай, я что-то до сих пор не слышу слёзной мольбы.

— Орден, а если я её не удержу, что будет? — слабо отозвалась Орлана. Она

сдавила переносицу и зажмурилась так крепко, что перед глазами поплыли цветные круги.

— Понятия не имею, — с напускной весёлостью заявил Орден. — И иметь не хочу. А она сама что тебе говорит?

— Я не знаю, я стараюсь не слушать. Пью снотворное, чтобы не видеть её во сне. — Орлана услышала его шаги — теперь они приближались, потом звон хрусталя, журчание воды.

Нет, не воды. Орден вложил ей в руку прохладную ножку бокала, насильно сжал пальцы.

— Пей.

Орлана открыла глаза: вино наполняло бокал до краёв, и багровая гладь подрагивала в такт её дрожащим рукам. Если пить его, как воду, то и пяти огромных глотков не хватит. Терпко пахнущая капля скатилась по пальцам и впиталась в рукав. Ей пришлось опустить руку на подлокотник кресла, чтобы не расплескать вино окончательно.

— Мне нельзя.

— Пей, тебя говорят. Я лучше знаю. — Орден отвернулся к столу, разворачивая на нём тонкую белую салфетку, почти прозрачную в свете белого пламени, и делая вид, что больше не замечает Орлану — какие мелочи в такой приятный вечер.

Орлана закрыла глаза и вылила в себя вино, почти не ощутив вкуса. Закашлялась только на последнем глотке, закрыла рот рукой и едва сдержала подступившую к горлу тошноту. Привычный сладковатый вкус вина показался ей отвратительным.

— Готова? — Орден беспардонно вынул бокал из её рук. Жалобно звякнул тонкий хрустальный краешек, и как будто в полусне Орлана видела, как вытекает на белый платок последняя капля, красит его в цвет крови.

Сонная, она беспрекословно позволила Ордену расстегнуть пуговицы на манжете и закатать рукав бархатного платья почти до локтя. По рукам и ногам растеклось тёплое онемение, голова потяжелела, и Орлана ощутила себя почти счастливой, потому что впервые за последние дни прошла боль в затылке и тошнотворное ощущение чужого присутствия в мыслях.

Орден сжал её пальцы, заставляя выгнуть кисть дугой, поднял в салфетки кинжал с янтарной рукоятью. Наблюдая за ним из-под ресниц, Орлана всё равно внутренне вздрогнула, хоть и видела этот кинжал не впервые. Ложью было бы сказать, что она не боялась боли. Она отчаянно трепетала от блеска стального лезвия, но Руану она боялась в разы больше.

Оставалось только зажмуриться посильнее и надеяться, что от вина и вправду станет легче. Орден делал всё спокойно и быстро, не тратя времени на какие-то ни было слова, кроме заклинаний. Он крепко сжимал её руку, не давая вывернуться. Хотя к середине ритуала Орлана уже дёргалась, потому что боль почти затмевала разум. К концу она обессилено затихала.

Кровь стекла в бокал из-под вина. Орлана приоткрыла глаза: больше багровой мазни на хрустальных стенках, чем самой крови на дне. Порезы на её ладони уже едва сочились.

— Временная мера, — бросил Орден, пока она пыталась разогнать туман перед глазами, а вырезанные на ладони руны всё равно не могла прочитать — мир плыл вокруг. — Она всё равно вернётся. Нужно думать о том, как прогнать её навсегда. Что смотришь? Я за тебя ещё и думать должен? Нет, не дождёшься, императрица.