Боги поневоле. Наследие Зевса
Шрифт:
Ответ пришел мгновенно. Правую руку в районе запястья внезапно кольнуло болью, и парень, ойкнув от неожиданности, недоуменно открыл глаза. Люди, что тащили его сюда, запястье не трогали, сам ни за что не задевал, не ударялся… Да и боль какая-то странная.
Удивленно хмурясь, он решительно задрал рукав не слишком удобной рубашки и, повертев руку из стороны в сторону, вдруг замер, пристально глядя на внутреннюю сторону запястья. На лицо его медленно наползало самое, что ни на есть, мрачное выражение.
***
В покои друга, который
Он резко распахнул отпертые по его приказу двустворчатые двери и, захлопнув их за собой, чеканными шагами прошел внутрь комнаты, сверля взглядом сидящего в кресле молодого человека.
Тот был мрачен. Взгляд его был прикован к рукам, губы шевелились, и Пол, которому очень хотелось надеяться, что свою вину приятель понимает, вообразил, что он придумывает слова оправдания.
– Знаешь, я даже не хочу слышать, что ты собираешься мне сказать, – он скрестил руки на груди, останавливаясь в двух шагах от кресла друга, и нахмурился, силясь сделать взгляд как можно более грозным и гневным, – Как ты мог поступить так безрассудно, Марк?! Мы ведь обсуждали все это, мы говорили, я предупреждал! И что теперь я, по-твоему, должен делать? Закон велит сперва ослепить тебя, а потом убить, и как отменить это предписание, я себе даже представить не могу! Я велел страже запереть тебя здесь, велел им охранять двери, чтобы ты не мог ускользнуть, но они недовольны моим решением – я слышу, кожей чувствую, что они ропщут! Это беспрецедентный случай, на такую наглость еще никто не осмеливался, и, Марк… Марк, ты вообще слушаешь меня?!
Журналист медленно поднял голову. На лице его, отражаясь как в зеркале, смешались потрясение, почти шок, и страх, но не страх возможной казни. Парень был напуган, безусловно, но боялся чего-то другого, более… можно сказать, глубокого, чем игры людей.
– Нет, не слушаю, – тихо произнес он, в упор глядя на откровенно растерявшегося от такой наглости, да и от вида собеседника, султана, – Прости. Я понимаю, я совершил глупость, поступил очень опрометчиво, но… Если честно, сейчас меня куда больше беспокоит другой вопрос.
– Больше твоей жизни? – Пол приподнял бровь, выражая некоторое удивление словами друга и, хмыкнув, сделал приглашающий жест рукой, – Ну-ну, и что же это, позволь узнать, за вопрос?
Марк, не отвечая, медленно поднял правую руку, поворачивая ее тыльной стороной запястья к собеседнику. Тот непонимающе нахмурился.
На бледной коже, совершенно не покрывшейся загаром за все время пребывания здесь,
– Вот это? – мужчина недоверчиво
– А ты уверен, что эти царапины моей жизни не угрожают? – юноша опустил руку, вновь бросая на нее неприязненный, подозрительный взгляд, – Разве ты не видишь символ, в который они складываются?
– Молния? – султан ухмыльнулся и насмешливо кивнул, – Да-да, прямо как у того мальчика из книжки… этой… как это… «Гарри Поттер»?
– Ну, надо же, какое глубокое знание современной детской литературы! – Марк фыркнул и, скользнув пальцами другой руки по царапинам, покачал головой, добавляя на порядок тише, – Я не думаю, чтобы это была молния, Пол. Это… скорее руна. «Соулу».
Пол равнодушно пожал плечами и, сознавая, что поругать собеседника уже не удастся, хладнокровно уселся напротив него.
– В рунном алфавите я не так силен, как в детской литературе. Знаю, что каждая руна что-то да значит, и это… что это?
– «Солнце», – журналист глубоко вздохнул, продолжая неуверенно водить тонкими пальцами по запястью, – Она означает солнце. Успех, удачу… много чего хорошего.
– Тогда надо радоваться, что она у тебя на запястье, а не грустить! – мужчина непонимающе развел руки в стороны, – Что такого ужасного в знаке, означающем солнце?
Марк примолк, продолжая водить пальцами по своему запястью и, кусая губы, изучать символ на нем.
Прошло несколько секунд.
– Сколько я у тебя здесь? – голос юноши прозвучал как-то приглушенно, но султан вздрогнул.
– Ну… – он растерянно почесал в затылке, немного сдвигая тюрбан вперед, – Недели две, может, меньше… а что?
– А то, что руку я оцарапал в миг, когда меня вышвырнуло из корабля, – парень медленно поднял взгляд и снова повернул запястье к собеседнику, – С тех пор прошло без малого две недели. По-твоему, царапины должны выглядеть так?
Пол промолчал. До него медленно начинала доходить причина беспокойства собеседника и волнение уже просачивалось и в его душу. Он неуверенно подался вперед и, взяв друга за руку, поднес его запястье ближе к глазам, внимательно вглядываясь в царапины.
Тонкие, красные от запекшейся, проступившей на поверхности крови. Кожа вокруг почему-то не покрасневшая, а бледная, и царапины выделяются особенно ярко, словно их нарисовали специально.
Мужчина еще раз вгляделся в них. Две недели… Да разве такое возможно?
– Если бы не знал совершенно точно, что ты говоришь правду… – медленно проговорил он, – Я бы тебе не поверил. Выглядит так, будто руку ты расцарапал самое позднее вчера.
– В том-то и дело, – Марк горько усмехнулся и, накрыв запястье ладонью левой руки, поднял взгляд к собеседнику, – По-твоему, это не должно беспокоить меня, волновать? Я не знаю, не понимаю, что это за знак, почему он так выглядит, я… вообще ничего не понимаю! Знаешь, на фоне этого казнь меня пугает куда как меньше – от нее хотя бы понятно, чего ожидать. А чем мне грозит вот это… – он сжал губы и, не в силах продолжать, еще раз качнул головой. Потом встал и подошел к балкону, глядя сквозь стеклянную дверь на залитый солнцем прекрасный сад.