Шрифт:
Пролог
Назойливый невнятный звук вырвал меня из мирного глубокого сна. Он доносился откуда-то издалека, скользя по самой границе сознания. Не открывая глаз, я попытался отмахнуться от этого раздражающего звука, но он не отпускал. Наоборот — креп, набирался силой, становился Зовом. Сложно игнорировать подобное. Его можно было сравнить с тем, как будто кто-то забивал молотком гвоздь прямо в голову.
Я
Но в просторном чертоге было тихо. На широких лавках, по соседству со мной, уронив головы на столы, застыли воины — эйнхерии. Стоявшая перед ними глиняная посуда покрылась толстым слоем пыли. Ею же словно серым ковром был застлан пол. В центре зала высится трон. На нем неподвижно сидел отец, похожий на каменный истукан. Даже во сне он не выпустил из рук копье, которое без промаха поражает любую цель, и пробивает даже самую толстую броню.
На секунду мне показалось что Один мертв и его пальцы окоченевшие застыли на древке. Но это не могло быть правдой. Вся наша судьба была предсказана норнами много веков назад. И отец должен будет погибнуть во время Рагнарёка от зубов волка Фенрира. А не во сне, восседая здесь, в чертоге славных воинов.
Между тем звук, разбудивший меня, повторился. Только сейчас я осознал, что это был не голос рога, который должен был служить началом последней битвы. Какой-то тихий путанный шепот, повторявший время от времени моё имя. Слабый отголосок просьбы из Мидгарда. Причём жрица, которая пыталась призвать меня в свидетели о правосудии, была неопытна в подобных делах.
Я замотал головой, прогоняя остатки мутного сна. На стол полетели комья пыли и паутины.
— Как долго мы спали? Сколько прошло времени? — с трудом ворочая языком, произнес я. Звук голоса больно резанул по ушам.
Попытавшись встать с лавки, я едва не упал. Руки и ноги затекли от долгой неподвижности. Пришлось двигаться медленно как младенцу.
Придерживаясь за стол, я сделал несколько коротких шагов. Ноги подгибались норовили подвести меня. И лишь пройдя так десяток метров, я осторожно опустил ладонь от столешницы и попытался пройтись без опоры. Ноги слушались плохо, но мышечная память быстро возвращалась. И до стены чертога, я мог дойти уже вполне уверенно.
В горле першило. Безумно хотелось пить, но в кубках на столах, не было ни капли влаги. Я закашлялся, подняв клуб пыли, и тут же чихнул. Пыли в воздухе стало еще больше.
Звук призыва повторился. Он звучал уже громче.
До чего же назойливая попалась жрица! Где-то в глубине души даже зашевелились слабые ростки интереса. Что же такого могло случиться в Мидгарде, раз призывательница решила обратиться ко мне для разрешения дела? В последний раз я был в Мидгарде для того, чтобы рассудить двух ярлов, бьющихся на хольмганге. Весёлое было дело. После него меня чествовали долго и потчевали отменным пивом. А какие там оказались ладные девки. Румяные, светловолосые, с крепкими бёдрами и упругими задницами. Моя постель не остывала несколько дней, а кубок не просыхал от хорошего питья. Глотка саднила от песен, а костяшки кулаков
Что же сейчас? Что там вообще нынче происходит?
В душе начала просыпаться былая тяга к приключениям. Подобно тем, как в старые времена по Мидгарду в обличии человека путешествовал мой отец. Рассказы об этих приключениях я часто слышал во время вечерних посиделок в Вальхалле. Мне же выбираться в мир людей доводилось нечасто. Человеки редко обращались ко мне за помощью. А после того как вера в верховного бога и наш пантеон на земле ослабла, призывы меня для того, чтобы рассудить спор, прекратились вообще.
Очень хотелось посмотреть, как изменился мир за время нашей долгой спячки. Это и стало решающим аргументом откликнуться на зов.
Оглянувшись, я убедился, что братья крепко спят, а кроме моих следов в пыли других не было.
Тяжело ступая, я побрел к воротам, с трудом открыл створку врат, зажмурился, прикрыв рукавом глаза, чтобы уберечь их от яркого солнца. Убрал руку и прищурился, привыкая к свету. Ветер прокатился по коже, растрепал волосы, забрался под одежду. Я вздохнул полной грудью свежий весенний аромат листвы и влажной земли, а после того зашагал вниз, спускаясь с крутого холма. Каменные плиты тропинки мелко прошлись под ногами. Между ними уже проросли пучки сорной травы. Признаки запустения. Это плохо. Значит, чары всемогущего Одина, которые должны были поддерживать в Асгарде порядок, начали ослабевать.
Тропинка вывела меня к чертогу Хеймдалля, за которыми открывался Биврёст — Радужный мост, связывающий Асгард со всеми девятью мирами.
Хеймдалль, один из немногих асов, которые не погрузились в спячку, сидел на обзорной башне, наблюдая за окрестностями. Если к городуподойдут враги, он затрубит в рог, поднимая всех по тревоге. Заметив мою ковыляющую фигуру, Хеймдалль спустился по лестнице, на время покинув пост:
— Ты чего это очнулся? — удивленно осведомился он, заглядывая мне за плечо. — А другие?
— Я один, — успокоил я воина. — Услышал зов из Мидгарда.
— Даже так, — страж уже не пытался казаться строгим и расслабил ремень на слегка располневшем животе.
Он выглядел несколько непривычно: в свободной рубахе, с расстегнутым воротом, широких светлых льняных штанах и босыми ступнями.
— Жарковато сегодня, — пространно пояснил он отсутствие брони.
— Открой врата, брат. Меня ждут, — попросил я, морщась от шепота, звучавшего в голове.
Хеймдалль насупился, но все же открыл ворота добавив:
— Будь осторожнее, брат. В Мидгарде многое поменялось.
— Так уж и многое? — усмехнулся я.
— Мир сейчас иной и люди не помнят богов и героев прошлого.
— Раз меня зовут, то все не так плохо, — возразил, вступая на Биврёст.
— Ты… — начал было страж врат, но меня уже хватило белое сияние.
Невероятная сила потянула меня вниз, разгоняет кровь в проснувшемся теле.
Призыв
— Ну? Он вас услышал? — с нетерпением спросила женщина средних лет, сидящая за столом.