Богини далеких странствий
Шрифт:
Вскоре она начала испытывать странное недомогание – Катя была беременна. И дорога стала для нее настоящей пыткой. В Охотске у Невельской произошли преждевременные роды. «О как я рыдала, как я проклинала эту ужасную дорогу, которой опасности, ужасы и страшное утомление лишили меня самой сладкой надежды», – делилась она своим горем с родными.
Непредвиденные роды нанесли тяжелый удар по ее здоровью. Невельской твердо решил, что ни в какое Петровское он жену не возьмет, а отправит ее, после того как она немного подлечится, обратно в Иркутск. Он-то решил, но когда Катя подняла на него свои огромные глаза и слабым голоском промолвила: «Нет!» – он понял, что его решение ничего не значит.
И вот в конце июля маленькая эскадра из двух судов – «Шелихов» и «Байкал» – вышла из Охотского порта Аяна, держа курс севернее Шантарских островов,
Основной состав Амурской экспедиции и большая часть грузов оказались на барке «Шелихов». С непривычки, как и большинство переселенцев, оказавшихся впервые на нетвердой «почве под ногами», супруга капитана 1-го ранга мучилась от последствий качки, а когда наконец-таки ее организм адаптировался к новым реалиям, пришла неожиданная беда: в тумане «Байкал» сел на мель, а «Шелихов» начал тонуть. У шхуны в районе форштевня оторвались две доски наружной обшивки, и вода стала заполнять жилые помещения. Это случилось совсем недалеко от залива Счастья.
Когда Екатерина Ивановна узнала о смертельной опасности, у нее хватило силы воли не поддаваться панике, а спокойно одеться потеплее, собрать все необходимое и ценное в узелок и спокойно ждать на складном стульчике дальнейших приказаний. Вскоре муж сообщил, что «Шелихов» вышел на мелководье, смертельная опасность миновала, но положение все же остается серьезным. Он разрешил ей подняться наверх.
«Я вышла из каюты, куда вода уже начала проникать. На палубе матросы равняли бочонки пороха, вытащенные из трюма, и работали, чтобы спасти груз и багаж. Офицеры, казаки, даже молодые женщины в слезах, из которых некоторые держали в своих руках младенцев, изо всех сил качали воду. Вода доходила да наших пяток. Дети и старухи, неспособные к работе, бегали, кидались то в одну, то в другую сторону, толкались, кричали, рыдали, ища убежища против воды, которая все подымалась. Ах! Ужасная картина!.. Я ходила от одной группы к другой, утешая их и объясняя, что опасность миновала, что все будут спасены, умоляя их оставаться спокойными и не волноваться за тех, которые работали для них. Увы! Это был напрасный труд! Они меня не слушали», – писала она потом в письме. Но кто в такой суматохе мог послушать молоденькую жену начальника, всем хотелось поскорее спастись – перед угрозой гибели все равны. Когда же спасательные шлюпки были спущены на воду и ей первой предложено покинуть борт тонущего судна, она твердо ответила: «Мой муж говорил мне, что при подобном несчастии командир и офицеры съезжают последними; я съеду с корабля тогда, когда ни одной женщины и ребенка не останется на нем, прошу вас заботиться о них». Поведение Екатерины Ивановны в роковую минуту произвело сильное впечатление на окружающих. Авторитет молодой супруги Невельского сразу возрос.
На «Байкале», куда перевозили всех, было суматошно: продолжалась доставка вещей, важных грузов, пороха… Только к вечеру следующего дня, когда начался прилив и корпус «Байкала» стал содрогаться от каждой новой волны, – «каждый толчок выбрасывал меня с койки полумертвой от ужаса», как признавалась потом родным эта юная храбрая трусиха, – судно благополучно снялось с мели без видимых повреждений и взяло курс в сторону залива Счастья. Катя с горькими слезами бросала последний взгляд в сторону «Шелихова», который тонул, погружаясь все больше и больше, одновременно разваливаясь на части. А вокруг плавала ее мебель – украшение будущего семейного гнездышка, в том числе разбитое фортепьяно розового дерева – подарок великого князя Константина. Слава богу, что уцелел «Байкал» – любимое детище Невельского.
Жизнь в заливе Счастья
Аборигены, о которых она так много слышала в Аяне, ей показались вполне дружелюбными людьми. Да и условия жизни – она уж думала, что придется ютиться в палатке – вполне сносными: в Петровском ее ждал небольшой трехкомнатный домик с кухонькой. В нем первое время Невельские должны были разделить свое пристанище с семейством другого военного моряка,
Сначала Петровское больше напоминало военный лагерь, если не считать нескольких построенных зданий: повсюду палатки, костры, а у основания песчано-галечной косы – поселения аборигенов-нивхов. Со стороны залива Счастья дружелюбно плескались волны, но с северной, открытой стороны Охотское море грохотало куда более грозно. Жизнь в этом поселении сложилась очень организованная, причем во многом благодаря молоденькой супруге начальника. Обедали все регулярно в полдень. Екатерина Ивановна вместе с Харитонией Михайловной и с верной своей Авдотьей каждый день начинали с планов, как вкусно и сытно накормить мужчин. Очень часто их выручала рыба, которую в изобилии поставляли местные жители, выменивая за нее ножи, стекло, бисер, табак, монисто и прочие житейские предметы и украшения. Остальное свободное время женщины употребляли на благоустройство жилищ – в общем, потихоньку привыкали.
Вскоре матросы переселились в построенные казармы, где для семейных отгородили отдельные «углы», а офицеры переехали во флигель. Палаточный городок перестал существовать. Екатерина Ивановна постепенно по-иному стала смотреть не только на Петровское, которое с каждым днем становилось ей все роднее, но и на коренных обитателей этих мест. Одетые в собачьи шкуры, пропахшие рыбой, они поначалу внушали ей отвращение и страх. Но вскоре она к ним привыкла и даже потихоньку начала понимать их язык. Эта женщина, умная, красивая, образованная, да к тому же еще и жена самого главного начальника, сумела своим простым обхождением завоевать любовь и русских переселенцев, и аборигенов. Вскоре ее стали величать матушкой-заступницей, поскольку к ней можно было в любое время прийти со своими нуждами.
15 октября Екатерине Ивановне исполнилось двадцать лет. Она ждала ребенка. Геннадий Иванович решил сделать ей неожиданный подарок. По его распоряжению тайком от именинницы на раму натянули большое полотно, сшитое из нескольких парусов. На нем художники нарисовали иркутский дом Зариных, в котором Катя провела счастливые годы юности. Вечером Катерина с другими женщинами занималась сервировкой стола, и тут ее неожиданно пригласили выйти на улицу… Сделав несколько шагов, она обомлела – прямо перед ней была дорожка, которая вела… к знакомому иркутскому дому. Его так искусно осветили, что в ночи он казался настоящим, объемным, таким знакомым… Катя разрыдалась и бросилась к мужу на шею. Но то были слезы счастья. Такого роскошного подарка она не ожидала! А затем пиротехники показали свое искусство, устроив праздничный фейерверк – невиданное в этих местах зрелище. На шум и вспышки сбежалось все население, нивхи ничего не могли понять, а когда до них дошло, что все это сделано нарочно в честь молодой русской хозяйки, то они решили – она богиня. Завершился радостный день праздничным столом, причем от щедрот хозяйки матросам и казакам перепало по чарке. Не обошли вниманием и присутствовавших местных.
С приходом холодов Катя с другими женщинами научилась добывать питьевую воду из снега и выбираться на улицу из заваленных сугробами домов через чердак. Долгие вечера жители Петровского обычно коротали за игрой в карты или шахматы, так что дом начальника вскоре стал культурным центром и своего рода клубом регионального значения, где юной жене Невельского выпала роль незаменимой хозяйки. На встречу Нового года в доме Невельских собрались все, даже прибыли офицеры из Николаевского, а умная, добрая и красивая хозяйка не давала гостям грустить.
Г.И. Невельской
Пришла весна. Ощущая поддержку «сверху», Геннадий Иванович действовал с размахом, но разумно: он заложил шеститонный ботик, который по готовности должен был перевозить всякие грузы между Николаевском и Петровским. «Молю Всевышнего, – восклицал Невельской в очередном письме Константину, – чтобы этот амурский первенец был предвестником флота Русского в водах Амура и Тихого океана, на славу и пользу Царя и Отечества». Но сам он не торопился в путешествие по краю, прежде всего потому, что опасался оставить одну свою несравненную Катюшу, которая вот-вот должна была разрешиться от бремени.