Богиня мести
Шрифт:
Харри покачал головой:
— Просто я хочу полной определенности. Нам сейчас направо, ее квартира — чуть дальше по этой улице.
— Соргенфри-гате? [16] — Эуне хихикнул и вновь опасливо покосился на затянутое грозными тучами небо. — Ну да, конечно.
— Что ты имеешь в виду?
— «Sans souci». «Без печалей». Так назывался дворец гаитянского короля Кристофа, который покончил с собой, когда французы взяли его в плен. Ну знаешь, того, что развернул пушки стволами в небо и приказал стрелять, чтобы отомстить за себя Господу.
16
Улица
— А-а…
— А знаешь, что писатель Ула Бауэр сказал как-то об этой улице? «Я даже попробовал переехать на Соргенфри-гате, но и это не помогло». — Эуне расхохотался так, что его двойной подбородок смешно затрясся.
У подъезда их поджидал Халворсен.
— По дороге из Управления я встретил Бьярне Мёллера, — сказал он. — Мне показалось, он считает это дело до конца расследованным и закрытым.
— Нужно еще раз все осмотреть, чтобы устранить последние неясности, — отозвался Харри, открывая подъезд взятым у электрика ключом.
С предыдущего вечера в квартире ничего не изменилось, только ленту, натянутую полицейскими поперек входной двери, сняли, а труп увезли. Они прошли в спальню. В царящем там полумраке на темном фоне огромной кровати белым пятном выделялись простыни.
— И что мы будем искать? — поинтересовался Халворсен у Харри, раздвигавшего тяжелые гардины, которыми были занавешены окна.
— Запасной ключ от входной двери, — сказал Харри.
— Зачем?
— Мы исходили из того, что у покойной был один запасной ключ, который она дала электрику. Я тут навел справки. Универсальный ключ невозможно выточить у обычного слесаря, его необходимо заказывать у фирмы-изготовителя замка через мастерскую, имеющую на это специальную лицензию. Поскольку такой ключ подходит и к подъезду, и к общим хозяйственным помещениям — например, к подвалу, — управляющий домом ведет за ними строгий контроль. Всем ведь известно, что когда заказываешь новые ключи, надо иметь письменное разрешение от управляющего, верно? По соглашению с ним обладающая лицензией мастерская ведет учет всех ключей, выданных съемщикам каждой квартиры. Вчера вечером я созвонился с мастерской на Вибес-гате. Анна Бетсен заказывала два запасных ключа. Итого, значит, у нее было три комплекта. Один мы нашли в квартире, второй был у электрика. Где же третий ключ? До тех пор пока он не найден, нельзя исключать, что в момент ее смерти в квартире находился кто-то еще и этот кто-то, уходя, и запер дверь.
Халворсен понимающе кивнул:
— Ага, стало быть, третий ключ.
— Вот именно, третий ключ. Ладно, Халворсен, начинай искать, а я пока хочу кое-что показать Эуне.
— О'кей.
— Да, и еще. Не удивляйся, если обнаружишь здесь мой мобильный. По-моему, я вчера забыл его здесь.
— Мне казалось, ты говорил, что потерял его еще позавчера.
— Ну да, потерял, потом нашел, а теперь вот снова где-то оставил. Что, скажешь, с тобой такого не бывает?
Халворсен отрицательно покачал головой. Харри между тем уже увлек Эуне в коридор и потащил в глубь квартиры.
— Хочу спросить тебя кое о чем, поскольку ты единственный художник, которого я знаю лично.
— Ну положим, это слишком сильно сказано. — Эуне все еще никак не мог отдышаться после подъема по лестнице.
— Брось, ты, по крайней мере, как-то разбираешься в искусстве. Так что, надеюсь, сможешь хоть что-то тут прояснить.
Харри распахнул дверь в дальнюю комнату, хлопнул по выключателю и сделал приглашающий жест. Однако, вместо того чтобы осматривать три полотна, стоящие посредине мастерской, Эуне, тихонько пробормотав что-то вроде «ой-ой-ой», поспешно направился в самый угол комнаты к трехглавому торшеру. Достав из внутреннего
— Ну, доложу я вам! — восхищенно воскликнул он. — Да ведь это же настоящий торшер работы Гриммера.
— Гриммера?
— Бертол Гриммер. Всемирно известный немецкий дизайнер. В числе его работ — проект монумента Победы, который Гитлер велел воздвигнуть в Париже в сорок первом году. Гриммер мог стать одним из самых выдающихся художников нашего времени, но когда он достиг пика своей карьеры, внезапно всплыло, что он на три четверти цыган. Самого его бросили в концлагерь, а имя вычеркнули из списков тех, кто участвовал в строительстве различных зданий и прочих коллективных шедевров. Гриммер выжил, однако в каменоломне, где работали цыгане, ему раздробило обе руки. Он продолжал творить и по окончании войны, однако, видимо из-за увечья, достичь прежних высот ему уже никогда не удавалось. Хотя, готов поспорить, это как раз одна из его послевоенных работ. — Эуне почтительно потрогал один из плафонов. Харри нерешительно кашлянул:
— Я-то имел в виду те три портрета…
— Любительская мазня, — презрительно фыркнул Эуне. — Лучше взгляни на эту очаровательную скульптуру. Богиня Немезида — излюбленный послевоенный мотив Бертола Гриммера. Богиня мести. Знаешь, кстати, что касается самоубийств, то месть довольно часто становится здесь главным мотивом. Если некто считает, что жизнь его не удалась по вине конкретного человека, то этот некто вполне может, лишив себя жизни, попытаться внушить чувство вины данному человеку. Бертол Гриммер, кстати, также покончил с собой. Предварительно убив собственную жену — у нее был любовник. Месть, месть, месть. А тебе известно, что человек — единственное живое существо, прибегающее к мести? При этом интересно, что…
— Эуне!
— Ах ну да, эти картины. Так ты хочешь, чтобы я по ним попробовал сделать какие-нибудь выводы? Что ж, вообще-то можно сказать, что отчасти это похоже на пятна Роршаха.
— М-м-м. Это такие картинки, с помощью которых вы пытаетесь вызвать у пациентов различные ассоциации?
— Верно. Только тут есть одна проблема. Если я начну истолковывать эти картины, то мои слова, скорее всего, в гораздо большей степени будут отражением моего собственного, а вовсе не ее внутреннего мира. И все же несмотря на то, что теперь никто не верит в пятна Роршаха, почему бы и нет? Посмотрим-ка… Что ж, картины довольно мрачные. Тем не менее автор скорее озлоблен, чем подавлен. Да, и одна из них, по всей видимости, не закончена.
— А может, так и надо, может, все они именно в нынешнем виде создают эффект некой целостности?
— С чего ты это взял?
— Не знаю. Может, потому, что свет каждого из рожков торшера падает строго на одну из картин. Тебе так не кажется?
— Хм. — Эуне в задумчивости прижал палец к губам. — А ведь ты, пожалуй, прав. Да, точно прав. И знаешь, что из этого следует, Харри?
— Ну-у, нет.
— Извини за выражение, по-моему — ни хрена! Это все, что тебе было от меня нужно?
— Да. А, или вот еще такая мелочь, раз уж ты сам художник. Видишь, палитра стоит слева от мольберта. Это ведь неудобно, а?
— Точно, если только художник не левша.
— Понятно. Ладно, пойду помогу Халворсену. Не знаю, как тебя и благодарить, Эуне.
— Пустяки. Просто припишу себе лишний часок, когда буду выставлять вам счет в следующий раз.
Халворсен уже успел отработать спальню.
— Немного же у нее было вещичек, — заметил он. — Такое впечатление, что проводишь обыск чуть ли не в гостиничном номере. Одежда, туалетные принадлежности, утюг, полотенца, постельное белье и тому подобное. Никаких тебе семейных фотографий, писем или иных личных бумаг.