Богиня победы
Шрифт:
— Так-так. Ищу, значит, человека…
— Какого человека? — не понял я.
— Да это я так, вспомнил кое-что. Жил, понимаете, в Древней Греции один чудак философ. Диогеном звали. Большой был оригинал. Ночевал в пустой бочке из-под огурцов, а днём бегал по городу с зажжённым фонарём и заявлял, что ищет человека.
— А город что, пустой был? — спросил Мишка.
— Представьте себе, нет. Полно было народу. Так же как, впрочем, и в нашем городе.
— Кого же он искал?
— Человека.
— Как же так?
— Вот так. Люди, выходит, были, а человека не было.
—
— Да, тёмное дело, — сказал капитан. — Но ведь вы тоже, получается, человека ищете, бутылки «на деревню дедушке» в океан бросаете.
— Почему же «на деревню дедушке», — сказал я. — Ведь могут же её в конце концов выловить где-нибудь в Карибском море, а то и в Индийском океане. Ну, ведь могут?!
— Всё может быть, — сказал капитан. — Можно даже в «спортлото» выиграть. Но уж больно маленький шанс.
— Ничего. Зато это дело. Самое настоящее дело.
— Что значит, настоящее?
— Ну, вот как бы вам объяснить. Смотрите вы, к примеру, «Клуб кинопутешествий» по телевизору, и ведущий вам говорит: сегодня вы побываете на вулкане Фудзияма, в тропической Африке, а также на островах Зелёного Мыса. Но ведь это неправда! Совершенная неправда! Нигде вы не побываете, кроме своего дивана. Это всё ненастоящее. А бутылка наша с письмом самая настоящая. Вон она на волнах качается. — И я махнул рукой в сторону залива.
Капитан привстал и пристально посмотрел в море, будто и вправду желая увидеть на волнах сургучное горлышко нашей бутылки.
В конце лета, перед самым началом учебного года, в один из вечеров ко мне примчался Мишка. Вид у него был совершенно дикий. Он размахивал над головой каким-то конвертом и кричал:
— Письмо! Нам письмо из Японии!!!
— Неужели бутылка? — изумился я.
— Конечно! — крикнул Мишка. — Что у тебя в Японии тётя, что ли?!
На длинном заграничном конверте, залепленном множеством разноцветных марок, был чётко выписан Мишкин адрес, а под ним стояли наши фамилии и имена. В правом нижнем углу было написано: «Япония. Гора Фудзияма».
Мы, затаив дыхание, вскрыли конверт. Внутри лежала глянцевая цветная открытка с изображением знаменитого вулкана. На обратной стороне её было написано:
«Дорогие мичман Дима и гардемарин Михаил Иванович!
Со спортивной делегацией нахожусь в Японии. Сегодня нас привезли любоваться Фудзиямой. Наш гид так нам и сказал: по программе полтора часа любования Фудзиямой. Да, вы были правы, гора намного красивее, чем в передаче клуба кинопутешествий. Но самое главное, её можно потрогать и даже понюхать.
В начале сентября буду дома. Обязательно зайду к вам и расскажу много интересного.
И хотя я не ведущий телеклуба, но зато я «настоящий». Вы ведь меня понимаете?
Вчера ходил по берегу Тихого океана и искал вашу бутылку. Пока не видно. Но её найдут. Обязательно найдут. Я в этом уверен. До скорой встречи.
Ваш капитан».
Мы прочитали письмо, аккуратно вложили открытку назад в конверт и помолчали. Потом я сказал:
— Ты знаешь, Мишка, у меня такое чувство, что нашу бутылку уже нашли.
Сеанс
После уроков к нам в класс вошла пионервожатая Галя и громовым голосом объявила:
— Всем, кто занят в концерте, остаться сегодня на репетицию!
Остался почти весь класс. К дверям пошли только мы с Мишкой да Славка Брындин. Славке капали в глаза какое-то лекарство, и ему не разрешалось читать. На этот счёт у него даже была справка, которую он всё время таскал с собой. Если на уроке литературы учительница спрашивала его, кто написал «Дети подземелья», он тут же говорил: «Я не могу. У меня справка». И сразу лез в портфель за своей драгоценной бумажкой.
— Титов и Лапин, — обратилась к нам Галя, когда мы были у двери. — Вы бы хоть басню, что ли, выучили, одну на двоих. Не всё же время в «балду» играть.
— Нам нельзя, у нас справка, — пробурчал Мишка, и мы вышли в коридор.
— Басню, ещё чего, — сказал Мишка. — Делать нам больше нечего. Уж если мы захотим выступить, так такой номер отколем, все ахнут.
Когда мы оделись и вышли на улицу, Мишка хлопнул себя по лбу и сказал:
— А что. Может и вправду отколем?!
— Что отколем? — не понял я.
— Номер. У меня мысль. Что, если устроить сеанс гипноза? Представляешь, фурорчик?! Это вам не матросский танец «яблочко».
— А ты что, гипнотизировать умеешь?
— Не умею.
— И кого же ты гипнотизировать будешь? Табуретку, что ли?
— Зачем табуретку. Тебя.
— Ну сказал! Кто же нам поверит. Все знают, что мы друзья.
— А мы тебя замаскируем. Под девчонку. Ведь штука в том, что на концерт собираются пригласить сто двенадцатую школу. Соображаешь? Наши будут думать, что ты из сто двенадцатой, а ихние — что ты из нашей. Устроим такое, о-го-го!
— Дудки. Не буду я под девчонку маскироваться. Чтоб я платье напяливал. Ни за что!
— Не надо никакого платья. Свитер и брюки. Все девчонки теперь так ходят. На ноги кеды. А на голову я тебе такой паричок достану, пальчики оближешь. У меня тётка в театре работает.
— Всё равно не буду, — упрямо сказал я.
— Дурик, ну чего ты ломаешься. Это же искусство! Актёрам кого только не приходится играть. Я сам видел по телевизору, один ужасно известный артист играл лошадь.
— Да, так то лошадь…
— Вот же упрямый человек! Да я бы сам девчонку сыграл, но меня все сразу по ушам узнают.
Я посмотрел на Мишкины уши и почему-то согласился. Мы договорились встретиться у него завтра.
На другой день вечером я был у него.
— Гляди, какой паричок я тебе оторвал, — сказал Мишка.
Паричок, прямо скажу, был мерзкий. Рыжий, с крысиной косичкой.
— Слушай, — сказал я, — а помодней нельзя было что-нибудь достать. Доисторический какой-то парик.