Богиня пустыни
Шрифт:
— Вы сказали Каскаден?
— Так точно, фрейлейн. Я…
— Подождите, — она нервно сунула карандаш и блокнот обратно в карман. — Вы же не Валериан Каскаден из Виндхука?
Уголки его рта перестали подергиваться, и невозмутимость сползла с его лица. Он выглядел теперь по меньшей мере таким же удивленным, как и она.
— Вы случайно не фрейлейн Мук? — Он выудил из кармана брюк записку и прочитал вслух: — Цендрине Мук?
— Правильно Сендрин, это французское имя. «Ц» произносится как «с», а «е» на конце вообще сокращается. — Затем она кивнула: — Да, это я, — и мысленно добавила: «…боюсь,
— Простите, — он обратился к ней в третий раз, — я ожидал увидеть перед собой кого-то другого, постарше, вы понимаете?
Валериан Каскаден. Великолепно! Он был одним из двух сыновей ее будущих работодателей, Тита и Мадлен Каскаденов, братом двух маленьких девочек, Лукреции и Саломы, которых она приехала обучать.
Она оплевала сына людей, которые будут выплачивать ей зарплату!
Но тут она вспомнила о мертвом кролике и о слезах Фридерики. Кто бы ни был этот парень, он получил по заслугам!
Он, казалось, решил больше не вспоминать о случившемся и кивнул своим товарищам. Коротко поклонившись Сендрин, оба мужчины исчезли в тумане.
— Я здесь, чтобы встретить вас, — сказал он. — Я уже искал вас на берегу. — Он прислушался. Из тумана все еще раздавалось пыхтение паровоза. — Если поторопимся, мы еще успеем на этот поезд. Следующий будет только завтра утром.
С этими словами он схватил Сендрин за руку и потащил ее сквозь туман. Она следовала за ним совершенно ошеломленная, неспособная возражать, дерзить или сопротивляться ему каким-нибудь иным способом. Да и что еще она могла придумать? Она уже ударила и оплевала его, вряд ли она могла себя в этом превзойти. И уж наверняка выцарапать ему глаза прямо здесь, на улице, было бы для нее не лучшим дебютом в семье Каскаденов.
— Спальный вагон? — удивленно спросила она, когда кондуктор указал ей на вагон, в котором были зарезервированы места для нее и Валериана.
— Отдельное купе, разумеется, — поспешно проговорил Валериан, стоявший рядом с кондуктором на крохотной платформе Свакопмунда. — Мое купе рядом.
— Как долго длится поездка?
— Примерно двадцать восемь часов, фрейлейн, — нетерпеливо ответил кондуктор.
По приказу Валериана он задерживал отправление состава. Поезд опаздывал уже на полчаса, и остальные пассажиры недовольно ворчали. В первый раз Сендрин получила представление о том, что такое власть Каскаденов в этой стране.
— Так долго? — вырвалось у нее изумленно. — Для двухсот шестидесяти километров?
— Это если по прямой, фрейлейн, — пояснил кондуктор. — Путь по железной дороге составляет ровно триста восемьдесят два километра.
Валериан кивком дал ему понять, что тот может быть свободен. Кондуктор повернулся и пошел к локомотиву, а Валериан занялся размещением багажа Сендрин. Двери отдельных купе открывались на платформу, а не как обычно — внутрь вагона, в коридор. Во время поездки пассажиры в своих кабинках были полностью отрезаны друг от друга.
— Поезд идет через Карибиб и Окагандию — вот такой длинный маршрут, — объяснил Валериан и со вздохом добавил: — А поскольку скорость поезда всего лишь четырнадцать километров в час, неудивительно, что поездка столь длительна. Здесь, на Юго-Западе, на все нужно несколько больше времени, чем в других местах. Это первое железнодорожное
Сендрин кивнула с отсутствующим видом, напряженно размышляя над тем, как ей выпроводить Валериана из своего купе. Ее антипатия к нему не прошла. Кроме того, она чувствовала себя отвратительно из-за того, что не смогла даже утешить маленькую Фридерику. Девочка могла подумать, что Сендрин просто позабыла о ней.
— Не беспокойтесь из-за малышки, — внезапно сказал Валериан, как будто прочитал ее мысли. — Я узнаю, где она живет. Вы сможете, если захотите, написать ей письмо.
— Ее мать — урожденная фон Оеблитц. Отец — солдат защитного подразделения в… — она задумалась, — в Окомбахе, как мне кажется.
— Тем легче будет его найти, — снова веки Валериана дрогнули, когда их взгляды пересеклись. — Положитесь на меня.
Действительно ли он хотел загладить свой проступок? Если это был его способ приносить извинения, то Сендрин ни в коем случае не собиралась довольствоваться этим.
С платформы раздался свисток кондуктора, и почти в то же мгновение поезд тронулся.
— О нет, — воскликнул, Валериан, но его потрясение выглядело наигранным. — Боюсь, теперь я должен остаться у вас до следующей остановки.
Поезд медленно набирал ход, проезжая перрон. Валериану еще ничего не стоило бы выйти и перейти в собственное купе. Но он, очевидно, хотел составить компанию Сендрин, и у нее не достало решительности выставить его вон. Если в результате несчастного случая он подвернет себе ногу или, не дай бог, попадет под поезд, ей не хотелось бы нести за это ответственность.
С одной стороны купе находилась узкая тахта, с другой — два обитых тканью сиденья. Сендрин сняла пальто, положила его на кровать и уселась возле окна. Она пыталась не замечать Валериана. Вытащив из дорожной сумки книгу, она сделала вид, что углубилась в чтение. На самом деле Сендрин ничего не могла воспринимать из прочитанного, но она готова была делать все что угодно, лишь бы избежать необходимости беседовать с этим грубияном.
Она чувствовала, что он наблюдает за ней, но, когда она резко подняла голову, чтобы встретить его взгляд, увидела, что он пристально смотрит мимо нее в окно. Она тоже посмотрела в окно — оказалось, что они покинули границу города и уже ехали по безбрежной пустыне.
— Большой Намиб, — проговорил Валериан с почтением в голосе. — Говорят, что это одна из самых прекрасных пустынь мира.
Туман постепенно отступал назад. Песок пустыни был здесь светло-коричневого цвета, темнее, чем в непосредственной близости от океана, а впадины были занесены белоснежным ажурным покрывалом пыли. В некоторых местах росла скудная трава. Там и сям на фоне ярко-синего неба возвышались остовы деревьев.
Сендрин отложила книгу в сторону и погрузилась в созерцание ландшафта, казавшегося ей невероятно чужим и одновременно захватывающим. Беспредельная даль вызывала некоторое беспокойство, снова и снова спрашивала она себя, было ли ее решение приехать сюда верным. Однако давно пришло время жить собственным умом. Это был первый шаг к осуществлению этого намерения, и если теперь она раскаивалась в нем, то ей следовало бы оставаться в Бремене и искать себе работу швеи или работницы фабрики.