Богиня света

Каст Филис Кристина

Аполлон кивнул и поцеловал ее ладонь.

– Да, твои прикосновения меня успокаивают. Это единственная сила, способная облегчить проклятую бесконечную боль. Теперь ты видишь, как мне нужно, чтобы ты была рядом со мной?

Памела грустно улыбнулась.

– Аполлон, на Олимпе тебя не будут кусать змеи.

– Нет, но мне будет больно от твоего отсутствия.

– Я знаю. – Памела прикусила губу. – И мне тоже будет больно без тебя.

– Так идем со мной! Ты моя половинка, и я прошу тебя стать моей

женой.

Памела ощутила во рту горький вкус будущего без Аполлона. Если бы все было так просто…

– И что мне делать там, на горе Олимп, среди всех этих богов? – Она покачала головой и набрала побольше воздуха, чтобы продолжить, не давая Аполлону возразить. – Как бы тебе того ни хотелось, я все равно не художник. Я не хочу иметь какую-то божественную студию и сидеть там, делая вид, что я ужасно талантлива и что мне интересно создавать что-то там для кого-то.

Она снова качнула головой и вздохнула.

– Аполлон, разве там живет хоть кто-то из смертных? Вообще хоть кто-то?

– Многие нимфы и служанки – полубожественной природы, – быстро ответил он. – И частенько жрицам и жрецам позволяется посетить их бессмертных покровителей.

– Полубожества – не смертные. Жрицы и жрецы всего лишь приходят туда ненадолго; а потом возвращаются к своей обычной жизни смертных, – грустно сказала Памела.

– Но ты будешь моей женой. Я попрошу Зевса даровать тебе бессмертие.

Памела выдернула руку из его пальцев.

– То есть скажем так: я выйду за тебя замуж и меня сделают бессмертной? И чем я потом буду заниматься, целую вечность? Представь: у меня нет собственных владений, как у твоей сестры. У меня нет работы. У меня нет ничего, кроме того, что мне позволено иметь благодаря тебе.

Она увидела, как в его глазах вспыхнуло понимание.

– Это станет новой клеткой, – медленно произнес он. – Я не Дуэйн, но это не делает разницы. Для тебя… ты будешь снова ощущать себя запертой в клетке, более просторной, более удобной, гуще позолоченной, но…

– Но все равно в клетке, – закончила Памела.

Аполлон снова взял ее руку.

– Тогда я останусь с тобой.

Глаза Памелы широко распахнулись, и она энергично затрясла головой.

– Нет! Ты не можешь! Ты Аполлон, бог света! Ты не можешь покинуть свой мир… не навсегда, и ты знаешь, что не можешь. Что тогда случится с людьми? Разве ты не обречешь их на проклятие тьмы?

– Солнце прекрасно может двигаться по небу и без меня. Мои кобылы знают дорогу, по которой должна катиться золотая колесница; они частенько обходятся без меня.

– Аполлон, это было бы неправильно. Ты не можешь уйти с Олимпа. Ты не можешь стать смертным человеком.

– Я ведь был смертным эту неделю. Могу стать им и на всю жизнь.

– Да, но насколько долгой будет эта жизнь? Подумай только, что уже случилось – в твой

первый же смертный день! Ты умер! – Слова вырывались у Памелы сплошным потоком. – Неважно, что ты говоришь своей сестре, или Эдди, или себе самому… я была там! Я видела, как все произошло. Да, ты спас мою жизнь, но тут же потерял свою! Если бы не явился Гермес, ты бы уже был мертв!

Она судорожно вздохнула, чувствуя, что дрожит, и крепче вцепилась в его руку.

– Мне этого не вынести, Аполлон. Я не смогу еще раз увидеть, как ты умираешь.

– Тише, тише… – пробормотал он, обнимая Памелу. – Должен быть выход. И мы его отыщем.

– Как? – спросила она, прижимаясь к его груди.

– Я расскажу все отцу. Попрошу, чтобы мне было позволено навещать твой мир.

– А если он откажет?

– Не знаю, но Деметра и Персефона нашли ведь компромисс. Вот и мы найдем. – Он подхватил пальцем ее подбородок и заставил поднять голову. – Я не буду разлучен с моей половинкой. Я клянусь тебе в этом, Памела.

И он поцеловал ее с такой страстью, что и теперь, во дворе, Памела ощущала его поцелуй. Она вздрогнула и снова сосредоточилась на документах, которые держала в руках. Пятница. Солнце зайдет всего через несколько часов, и Аполлону с Артемидой придется пройти через портал и вернуться на Олимп. Она может никогда больше его не увидеть. Волна боли, нахлынувшая на Памелу, была ее собственным, личным ядом.

– Памела?

Она подняла взгляд от портфеля и посмотрела в глаза Артемиде. Богиня выглядела так, словно почти не спала прошедшей ночью, и хотя она постаралась замаскировать это, воспользовавшись чудом современной косметики, Памела все равно заметила темные круги под ее глазами.

– Ты кажешься усталой, – сказала Памела.

– Мысли не дали мне отдохнуть.

– Мысли?

– Я тревожилась за тебя. И за Эдди. – Взглядом богиня отыскала писателя, с обычным оживлением обсуждавшего что-то с поставщиком тканей. – Я поняла, что чем ближе сумерки, тем менее страстно я стремлюсь покинуть ваш мир.

Памела улыбнулась богине. Артемида не стала менее тщеславной, или избалованной, или властной, но знакомство с Эдди смягчило ее. Она стала теплее; из абсолютно холодного, безупречного мрамора она превратилась в настоящую женщину.

– Я буду скучать по тебе, Артемида.

– Так идем с нами! – тут же сказала богиня. – Если тебе надоест на Олимпе, можешь приходить в гости в мои владения. Мои леса всегда будут рады приветствовать супругу моего брата.

– Я не могу, – прошептала Памела, до глубины души тронутая словами богини. – Я не принадлежу тому миру.

– Ты принадлежишь Аполлону! – решительно произнесла Артемида.

– Если я уйду с ним, я потеряю себя. И во мне постепенно не останется ничего из того, что он полюбил.