Богиня зеленой комнаты
Шрифт:
— Спасибо, сэр. Мне там очень нравится. Будет куда возвращаться после путешествий.
— Да, — произнес король. — Не хочу, чтобы ты долго отсутствовал, а? Сын короля. Герцог Кларенс. Два старших брата... да... плуты! Георг всегда был. Но Фред... Я думал... Фред будет другим. Надежда семьи. Не нравится. До чего они дошли, а, что?
Уильям ответил:
— Я очень благодарен за Ричмонд-лодж, сэр. Большое спасибо.
— Гм... Не очень часто я получаю благодарность от своих сыновей. Берегись, мальчик. Держись подальше от женщин... и выпивки... и карт, понимаешь, а? Особенно женщины. Они могут причинить неприятности. Эта
Глаза короля наполнились слезами. О чем это я говорю, спрашивал он себя. Давно. Много лет тому назад. Сейчас все кончено.
Переселение в новый дом доставило Уильяму большое удовольствие. Ему нравилось чувствовать себя хозяином и отдыхать, вернувшись из плавания. Двенадцать тысяч фунтов были большими деньгами, но только не тогда, когда Георг и Фредерик учили его их тратить. Он наслаждался новым для него чувством хозяина, гордился новым положением, сам нанял слуг, установил в доме определенные правила и предупредил их не задерживаться слишком поздно на улице, ибо он намерен запирать на ночь дверь. Ему все было интересно, и он понял, что его привлекает спокойная домашняя жизнь. Он хотел бы жить на природе, владеть землей, иметь арендаторов и присматривать за ними, жить счастливой семейной жизнью с любимой женщиной, выбранной по собственному желанию, и растить детей.
Ему казалось странным, что принц Уэльский испытывал точно такие же чувства, ибо он был очень счастлив с Марией Фицгерберт, хотя, конечно, и не был ей верен. Ему нравилось сознавать, что уютный дом ждет его возвращения, и он стремился туда.
Несмотря на всю заботу, которую Уильям проявил о своем доме, Ричмонд-лодж, переименованный к тому времени в Кларенс-лодж, однажды ночью был уничтожен пожаром, и на время его ремонта Уильям снял другой дом, поблизости, Айвихаус, и сам руководил восстановлением Кларенс-лодж.
Он чувствовал беспокойство. Он с тоской думал о море, ему уже немного приелась городская жизнь, и ничто не могло заменить ему ощущение палубы под ногами, морской качки, посещения различных экзотических мест, морских приключений. Они сделали из него моряка, и едва ли можно надеяться, что он обоснуется на берегу.
Но от него, очевидно, ждали именно этого.
— Не пойдет, — сказал король. — Иди в Адмиралтейство. В Адмиралтействе дадут совет... Да... все еще в море. Но сын короля должен быть дома. Кроме того, ты нарушил дисциплину. Такие дела... недовольны... Покровительство... Неправда. Плохие чувства. Оставайся там, где ты есть. Побудь дома... немного.
Он должен остаться. Он нашел очень славную девушку по имени Полли Финч, забавную и хорошенькую, с весьма неясным прошлым, которая ему очень нравилась. Она была весьма сговорчива и согласилась проводить с ним время, поселившись в Айвихаус.
В некотором смысле это и была семейная жизнь, о которой он мечтал. Полли не было никакого дела до того, что он герцог из королевской семьи, и она обращалась с ним запросто, без лишних церемоний и лести, в любви она была беззаботна и естественна. Он был очарован ею: раньше ему не приходилось встречать подобных женщин. Она интересовалась ремонтом Кларенс-лодж, ибо думала, что им предстоит жить там. Уильям мечтал об их жизни в уединении и заботах об увеличении семьи, о том, что он будет уходить в море и возвращаться домой, где его будет ждать Полли. Это были
— Нельзя быть герцогом королевских кровей и не иметь высшего звания. Не думай, Полли, — объяснял он ей, — что я не заслужил этого повышения. Но я должен быть к нему готов.
Он хотел, чтобы вечерами она была дома, и он мог бы читать ей отрывки из «Жизни адмиралов» — книги, которая для него была самым захватывающим и правдивым повествованием. Полли сидела у его ног, зевая от скуки, и ныла, пока он читал о подвигах этих выдающихся людей и их приключениях на море. Может быть, это казалось увлекательным ему, но это было явно больше, чем Полли могла вынести.
Прежде, чем Кларенс-лодж был готов принять жильцов, она оставила Уильяма ради более подходящего кавалера.
Между тем Англия жила в большом напряжении. Мистер Питт и его тори употребляли всю свою власть на то, чтобы чернить принца Уэльского и его братьев. Не составляло большого труда видеть, что принцы вели себя предосудительно: у них были непомерные карточные долги, а их любовные связи давно стали основной темой сплетен и слухов, ходивших при дворе и в Лондоне. Карикатуристы и фельетонисты с готовностью фиксировали события и доводили их до сведения читателей газет, что приносило публике удовольствие, а им — доход.
Каждое небольшое прегрешение бывало преувеличено. Справедливости ради следует признать, что карикатуристы не оставляли без внимания ни одной знаменитости, но более всех преуспели те из них, кто высмеивал братьев и особенно принца Уэльского.
Джон Уолтер из «Таймс» имел репутацию одного из самых непристойных газетчиков. Его описания поведения трех старших сыновей короля были из ряда вон выходящими и преувеличенными сверх всякой меры, они не остались не замеченными публикой и привели к тому, что превращенный в посмешище принц Уэльский начал катастрофически терять популярность. Для него стало привычным делом сталкиваться на улицах с холодным молчанием, но после того, как его экипаж забросали грязью и гнилыми фруктами, пришла пора принять некоторые ответные меры.
Против Уолтера было возбуждено дело за клевету на герцога Йоркского; его признали виновным и приговорили к штрафу в размере пятидесяти фунтов, пребыванию в течение одного часа у позорного столба в тюрьме Черинг Кросс и году заключения в Ньюгейте.
Герцог Кларенс тоже попал в поле зрения Уолтера, который интересовался у читателей, как могло случиться, что сыну короля сошла с рук самовольная отлучка с корабля, и по возвращении домой он был награжден титулом герцога и двенадцатью тысячами фунтов в год.
Суровое наказание, к которому был приговорен Уолтер, возмутило публику.
Мистер Питт, не упускавший ни единой возможности выразить принцу Уэльскому свое неодобрение, объявил, что очень удивлен тем суровым наказанием, которому был подвергнут Уолтер благодаря стараниям двух старших сыновей короля; он, мистер Питт, полагал, что принц Уэльский ранее выступал за свободу слова. Что же изменилось теперь, когда он сам подвергается критике?
Никогда еще непопулярность принца не была так велика. Невозможно было поверить, что речь идет о том же человеке, который когда-то восхищал всех своими манерами, элегантностью и романтическими приключениями.