Богиня зеленой комнаты
Шрифт:
И вот они появились — все восемь, во главе с неустрашимым Георгом и Генри, маршировавшим по-солдатски, Софи, Мэри, Фредерик, Элизабет, Ольфус и Августа. Гости по примеру принца Уэльского приветствовали их аплодисментами. Дороти вдруг заметила, что плачет, но это были слезы гордости за детей. В самом деле, это была красивая и здоровая компания... Они подошли и приветствовали поклонами принца Уэльского, который нашел тему для разговора с каждым, а Ольфус почти преуспел в попытке сорвать с туфли принца бриллиантовую пряжку, но тот помешал ему, усадил к себе на колени и начал угощать сладостями со стола.
Принц Уэльский спросил о самом маленьком, и Дороти послала слугу передать няне, чтобы она принесла младенца, и вот появился малыш Август, слегка перепуганный тем, что его вытащили из постели, и все выразили восхищение его прекрасными светлыми кудрями.
Уильям сидел, откинувшись, в своем кресле — гордый отец большого семейства.
Жителям Буши по случаю праздника было позволено войти в парк. Стоя у открытых окон, люди могли наблюдать за всем происходящим в столовой: принца Уэльского, на коленях у которого устроились двое племянников, и остальных членов семьи, развлекающих гостей. Оркестры продолжали играть, и все говорили о том, как им повезло, что герцог Кларенс — их сосед.
Когда обед завершился и дети ушли, принц Уэльский произнес тост «За здоровье герцога Кларенса!». Следующий тост был «За короля, королеву и принцесс!» и, наконец, третий тост — «За герцога Йоркского и армию!» Когда тосты кончились, гости вышли в парк и смешались с публикой, которая пришла посмотреть на них.
Все решили, что прием прошел прекрасно, и день рождения герцога Кларенса удался, как нельзя лучше.
Когда гости разъехались, Дороти и Уильям зашли в детскую посмотреть на спящих детей.
— Господи, спаси и сохрани их всех, — прошептала Дороти. Она думала о том, что сказала бы Грейс, если бы могла видеть ее в этот момент. Конечно, это была не та семейная жизнь, о которой она мечтала, но, наверное, даже она была бы довольна судьбой своей дочери.
Трудно было надеяться на то, что пресса не заметит этого события. Поводом для очередной атаки послужило одно обстоятельство, и Коббетт, редактор «Курьера», постоянно нападавший на королевскую семью, писал: «Исполнение оратории Гайдна «Сотворение мира» для увеселения многочисленного семейства герцога Кларенса, приравнивающее рождение внебрачного выводка к трудам Создателя, есть факт бесстыдный и неприличный. Всем известно, что герцог Кларенс не женат, и поэтому его дети являются незаконными, а их отец — нарушителем законов морали и церкви... И я еще больше утвердился в этом мнении, когда узнал, что за столом принц Уэльский сидел по правую руку от мамаши Джордан, а остальные братья заняли подобающие им места вокруг стола и что почетное место было возле самой мамаши Джордан, которую я последний раз видел в роли Нелл Джобсон за восемнадцать пенсов».
Король прочитал эту заметку и попросту взвыл от ярости и возмущения.
— Я ему помог расплатиться с долгами, а что он творит, а, что? Он тут же делает новые. Что мне делать с этими сыновьями, а? Все хорошо с миссис Джордан... в семейном кругу... славная маленькая женщина...
Королева ответила:
— У него есть только один выход.
— Какой, а, что?
— Ему придется сделать то, что еще раньше вынужден был сделать Георг. Ему придется жениться. Тогда парламент уплатит его долги и увеличит его содержание. И я надеюсь, что он еще успеет подарить семье законных детей.
— Нет, так нельзя себя вести. Долги. Вызывающе. Нас совсем не так сильно любят. И та пуля. Еще немного... Я думаю про Францию... Я иногда не могу спать по ночам и думаю, а... эти сыночки... Надо быть осторожными. Не нужны приемы. Нельзя пить и играть в карты. Нечего им показывать своих женщин. Людям это не нравится.
— Я знаю, что в один прекрасный день, — сказала королева, — он окажется точно в таком же положении, как и Георг. Тогда ему придется жениться и жениться на невесте, которую ему выберут.
КОРОЛЕВА ПРЕДУПРЕЖДАЕТ
Идиллии в Буши не суждено было продлиться. Вновь всплыли старые заботы. Уильям никогда не понимал, что все его покупки рано или поздно придется оплачивать. Празднование дня его рождения стоило очень дорого, он даже не представлял себе, что это будет настолько разорительно.
Дороти нахмурилась над счетами.
— Наверное, вам не следовало тратить так много.
— Здесь все счета, все вместе, — ответил он раздраженно. В то утро у него снова разыгралась подагра, как всегда бывало, когда он нервничал.
— У нас сейчас практически столько же долгов, сколько было до того, как вы отдали двадцать тысяч.
— Я виноват в том, что все так дорого?
Не было никакой необходимости украшать дом. Он прекрасен сам по себе. Напрасно было куплено огромное количество дорогих продуктов. Она сказала ему об этом.
— Моя дорогая Дора, мне кажется, что я лучше представляю себе, как следует принимать принцев. Принц Уэльский признает только все самое лучшее. Если бы прием был более скромным, он счел бы себя оскорбленным.
Дороти пожала плечами. Не было никакого смысла продолжать обмен обвинениями. Им надо найти деньги — или часть денег, — чтобы успокоить кредиторов хоть на короткое время.
Оставалось только одно — она должна вернуться в театр. И холодным январским днем Дороти возобновила свои выступления в Друри-Лейн исполнением роли Пегги в «Деревенской девушке».
Она была столь же популярна, как и раньше, в своих прежних ролях, что не могло не удивлять, ибо ей было уже почти пятьдесят. Она часто чувствовала недомогание: боль в груди стала сильнее, и почти всегда во время приступов кашля появлялась кровь. Но публика была ей верна, она по-прежнему приводила зрителей в восторг, ибо обладала достоинствами, над которыми время не властно. И зрители снова ходили на Дороти Джордан.
Она всегда должна думать о деньгах, и без работы она никогда не справится с этой заботой.