Богиня
Шрифт:
Полковник лежал на столе. Раскачивалась и плыла над ним лампа на изогнутой хромированной ножке. Ольги рядом не было. В голове шумело. Во рту пересохло. Думать ни о чем не хотелось. По сравнению с тем, что произошло, все казалось мелочным, никчемным, ничтожным.
"Она вернулась!
– улыбался полковник.
– Она простила меня! Господи, неужели она простила меня?"
Жизнь постепенно возвращалась к обнаженному человеку, крестом разбросавшего руки на столе.
"Дверь!" - спохватился комбриг. Ступая босыми ногами по полу, комбриг
"Бред, - подумал полковник, опускаясь на стул, - определенно бред. Было или не было?"
Форма полковника была разбросана по комнате. Комбриг принялся разыскивать следы пребывания Богини. Безуспешно.
"Бред!" - уже более уверенно произнес вслух полковник, подходя к зеркалу. И... замер, рассматривая фиолетовую полоску на ключице.
"Сашочек, проснись! На службу пора!" - вспомнилось тут же полковнику.
Тогда он вскочил, поцеловал девушку, зашлепал босиком в ванную, где перед зеркалом и обнаружил темную бабочку, сложившую крылышки у него на ключице. И он стоял, смотрел на нее, улыбаясь, и пальцами нежно поглаживал тоненькую полосочку.
– Я тебя никому не отдам! Никогда!
– шептал лейтенантик, и казалось ему в тот момент, что он землю перевернет, но сделает свою девушку самой счастливой в мире.
А потом внезапно возникла дочь командира полка и вместе с ней престижная командировка, которая выпадает одному из тысячи. И лейтенант мучился, потому что хотел уехать вместе с любимой. Но двух удач сразу не бывает. И офицер отправился за границу с дочкой комполка - своей молодой женой.
Уже там, в городе с красными островерхими крышами, дошел до него слух, что девушка умерла то ли при родах, то ли при неудачном позднем аборте.
Голый полковник стоял перед зеркалом, закрыв глаза и безвольно опустив руки вниз. По лицу седого мужчины бежали слезы.
"Не отдавай меня никому! И позови, ночью позови! Я приду, только позови, Сашочек!"
На следующий вечер полковник зашел в магазинчик. Расплачиваясь за сигареты, он прошептал: "Жду ... сегодня". Вышло это у него как-то жалостливо и просяще. Богиня склонила голову, пряча хищную усмешку.
Появилась она в полночь, когда за бригадой в зарослях камыша у реки особенно мерзко выли шакалы.
Полковник выкурил больше пачки сигарет и основательно накачался водкой, когда в его домик вошла она.
Ночь для комбрига превратилась в сладостное парение: он возносился к звездам и стремительно падал вниз - в ласкающий холод морских пучин, его обдавали горячие сладкие потоки воздуха, желтые морские побережья принимали его в свои объятия и нежные мягкие волны ласкали ноги.
Проснувшись, полковник с болью осознал, что рядом вновь пустота.
Днем он позвонил в магазинчик и до вечера не мог думать ни о чем, кроме желанной встречи.
Ольга появилась ровно в полночь. И приходила так постоянно.
Комбригу было особенно хорошо в те часы, когда огромная белая луна заполняла собой все небо, обливая округу мертвенно-белым погребальным светом.
Все,
Бригада с затаенным ужасом следила за командиром. Полковник похудел, осунулся, говорил мало, выслушивал невнимательно и мыслями был где-то далеко. И все понимали где.
Магазинчик опустел. За покупками теперь гоняли исключительно молодых. Встретиться с Богиней, особенно перед боевыми, считалось дурным знаком. У Фоменки при виде Ольги подгибались колени.
Оказавшись у "дуканщицы" за спиной, он вроде бы небрежно поправлял кепку, затем прикладывал правую руку к животу и напоследок ухватывал себя все той же рукой сначала за правый погон, а затем за левый. Делал он это быстро и незаметно. Только Богиня, вздрогнув, оборачивалась, смотрела пристально на согбенного лейтенанта, и верхняя губка ее поднималась, обнажая крепкие, хищные зубки. Фоменко ощущал этот взгляд, скукоживался, а ноги все быстрее уносили его от места нечаянной встречи.
Непонятный и ничем не объяснимый страх постоянно преследовал лейтенанта. По ночам ему стала сниться Богиня с фиолетовыми, скользкими волосами. Фоменко просыпался на влажной простыне, слышал посапывание и храп товарищей, мерный гул кондиционера, но окончательно успокоиться не мог. Ему казалось, что в темноте есть кто-то еще, кто вот-вот сомкнет пальцы на его глотке.
Фоменке хотелось в такие ужасные минуты спрятаться под одеяло и крепко-крепко зажмурить глаза, как делал он когда-то в детстве. Но сейчас он с сожалением и страхом понимал, что подобное не спасет и не поможет.
Лейтенант прижимал руки к груди и начинал горячо, бессвязно, жарко молиться. Собственно никаких молитв он и не знал. Фоменко просто обращался к Богу, о котором раньше никогда не думал, и просил взять под свою защиту. Лейтенант долго и старательно выговаривал свои просьбы, чувствуя, как постепенно остывает, высыхая, тело.
Богиня в это время становилась совершенно бешеной. Всхрапывая и подвывая, как голодная одинокая волчица, она все сильнее впивалась в полковника, колотя его оттянувшимися грудями по лицу, чем доставляла комбригу особенное наслаждение.
– Фоменко!
– остановил внезапно лейтенанта на улице комбриг.
– Как мы тебя наказали за автомат?
– Никак, товарищ полковник, - ответил лейтенант, вытягиваясь.
– Значит, на "Черную горку", командиром заставы, - тут же решил комбриг.
– Марш в строевую... Оформляй документы. Взвод ротному сдашь.
– Погубит она Вас, - сказал побелевший Фоменко, который только что стал смертником.
"Черная горка" в зоне ответственности бригады была самым страшным местом, люди гибли там едва ли не каждый день, и откуда только вчера привезли убитого начальника заставы, четвертого за этот год.